На улице было пустынно, тихо, мрачно. Тая вздрогнула, когда в небе замер крик неведомой птицы, поежилась от бледного света почти полной луны – светило словно забиралось под кожу холодом, влажным туманом, что поднимался от земли, напитанный белым сиянием.

Перед тем, как Руслан коснулся ее руки, Тая напоследок оглянулась. Показалось, что в оконном проеме мелькнуло бледное лицо.

- Да, впечатлений на сегодня хватит, - тихо сказала Тая и сама вложила руку в обветренную ладонь.

***

Святославу вдруг остро захотелось вернуться в её город – город вечнозеленых елей и по-осеннему ярких красно-желтых каштанов. Захотелось снова попасть под ливень, а потом пройти по аллейке близ ее дома, громко шурша опадающими багровыми листьями, словно стараясь привлечь необходимое внимание. Почему-то ему хотелось вернуться именно в осень. Наверное, потому, что эта дождливая и меланхоличная пора всегда была близка душе – бередила там, в глубинах, что-то тайное, задевала тонкие струны, заставляла сердце сжиматься по-особенному тягуче. И жаль было, что на улице снег, а на календаре конец декабря – самый разгар предновогодней суеты, потому что назад в осень хотелось отчаянно.

Наверное, осень с Таей была бы уютной, сладкой, как сладки бывают октябрьские яблоки – краснобокие, хрустящие, наполняющие рот соком, что при укусе непременно брызжет во все стороны. Наверняка, Тая варила бы свое любимое какао, грела бы руки о глиняную кружку и в удовольствии жмурилась, делая глоток, а он бы курил у окна и смотрел на нее – ослепительно красивую в домашних футболке и джинсах. Почему-то именно это свойство: умение быть красивой везде и всегда, запомнилось Святославу больше всего. Тая не была идеальной – как и у всех, были черты, которые казались ей «дефектными» и она смешно морщина нос, когда говорила об этом. И все же для него, все в ней было идеально. Она могла быть рассерженной, скучающей, одетой в униформу или в вечернее платье, с макияжем и без него, но кое-что оставалось неизменным: Тая всегда оставалась собой настоящей. Да, она умела быть искренней и неподдельной, и это качество покорило Святослава, насколько он вообще мог покориться женскому обаянию. Наверное, именно поэтому так и не смог забыть ее, хоть и прошло столько времени.

Время – индифферентное, для Святослава измерялось очередными «жертвами», что как одна поддавались влиянию его харизмы, тотчас попадая на крючок его обмана. С момента расставания, когда жало электрошокера впилось в нежную Таину кожу, минуло три «операции» - и, с той поры Свят сделался на несколько сотен тысяч богаче, но, ни на шаг не приблизился к числу, делающему его счастливым.

По правде говоря, он уже отчаялся найти ту самую цифру, поскольку понял – оно, это хитрое, ускользающее из рук, счастье, действительно не в деньгах. Оно – эфемерное, зефирное, подлинное, было в той непоколебимой уверенности, которая как манна небесная, снисходила каждое утро, едва он открывал глаза, в абсолютном знании – его любят. И пусть та милая девочка не знала, что любит корыстного обманщика и предателя, Свят был уверен – признайся во всех грехах, любила бы все равно.

Сейчас, сидя в баре, с полу-пустым стаканом в руке, Свят понимал – тогда упустил то, что действительно стало дорого и важно. Любил ли его хоть кто-то кроме Таи, до или после, он не знал. И признаться, было это совершенно не важно, поскольку Святу хотелось только ее любви.

Мысли – пьяные и тоскливые, прервала официантка. Она была грустна, имела усталый вид, но улыбалась заученно.

- Повторить? – спросила и смахнула мелкие пылинки с кожаного диванчика напротив.

В ответ Свят кивнул.

Когда, спустя время вышел из бара в холодную ночь, оказалось, что напился. Совершенно напился, чего не случалось с далеких университетских времен.

Пространство дрожало, перед глазами плыло, а голова кружилась безбожно, и пришлось ухватиться за перила, чтобы позорным образом не поскользнуться на крутом крыльце. Прислонился к высокому заборчику, поднял голову к небу – низкому, бархатному, рассеявшему крупный бисер звезд по всему бескрайнему полотну. Засмотрелся.

Подумал, что уже ведь не мальчик, и не становится с каждым прожитым днем моложе, а время мчит, торопится, будто опаздывает на важную встречу, спешкой своей вгоняя в тоску.

Святу захотелось снова вернуться в детство, стать тем озорным, не мыслящим злого, мальчишкой, гонять по полю за мячом и заливисто смеяться. Он ведь, по сути своей, остался им – тем вихрастым, любознательным малым, кто отчаянно любил животных, строить корабли внутри бутылок и играть в футбол.