2). страх страха.
«Единственное, чего стоит бояться, — это сам страх». Такими словами он ободрял нацию, изможденную Великой депрессией, и это послание очень помогло мне в тяжелые времена. Его речь всегда меня мотивировала: я черпал из нее вдохновение. Нет, я не бесстрашный: я боюсь атак террористов, землетрясений, пауков «черная вдова», потерять своих детей среди ночи и тысяч других ужасных событий. Просто я не боюсь всего этого
Королева Елизавета объявила 1992 год своим
После такого странного года кажется совершенным сюрреализмом отправиться на сафари. Кого я обманываю? Куда мне ехать?
Моя семья запланировала путешествие в Африку на последние десять дней декабря. Я всегда обожал такие поездки с приключениями, однако у меня есть совершенно обоснованные опасения. С учетом того, что много ходить я все равно не смогу, я не знаю, готов ли мой мозг воспринимать новые впечатления. Меня искушает тот факт, что наши любимые спутники тоже едут: это Стефанопулосы и Шенкеры, две семьи, хорошо знакомые с моей ситуацией. Трейси раз за разом повторяет: «Ты будешь практически все время находиться в джипе. Тебе не придется никуда ходить, а весь отель — одноэтажный. Просто идеально».
Я штудирую рекламные брошюры.
— Но это же не будет похоже на Диснейленд, нет? С жирафами, заглядывающими в окна?
— Это настоящее сафари, — заверяет меня Трейси.
Сэм подходит к вопросу с другой стороны:
— Мы все хотим, чтобы ты был с нами, Папс.
Он вспоминает шутку, которую я рассказал ему лет двадцать назад, когда он, взволнованный и сомневающийся, собирался впервые поехать в летний лагерь. По глупости я решил, что от этого он почувствует себя лучше. «Помни, если вы с приятелем будете идти по лесу и за вами погонится медведь, тебе не надо перегонять медведя — достаточно перегнать приятеля».
И вот Сэм возвращает ее мне:
— Помни, — говорит он, — если мы будем в саванне и за нами погонится лев, нам не придется перегонять льва…
— Папины шутки? Ты уже шутишь надо мной, как отец?
— Ну, ты же понял, Папс. Я просто напоминаю.
Это напоминание станет пророческим.
В последние дни перед отъездом в Африку наша семья, друзья и их дети с трудом сдерживают нетерпение. Я радуюсь, что мое присутствие необязательно — они все равно поедут, со мной или без меня. Но все-таки мне приятно, что они настаивают, чтобы я присоединился.
Исключительно чтобы избежать FOMO, страха упустить что-нибудь, я решаю все-таки протащить свое немощное тело через полмира, чтобы оказаться в саванне Танзании. Но главное, что сподвигло меня на такое решение, это уверенность Трейси — я справлюсь со всем, что встанет (или пробежит) на моем пути.
Первый леопард, которого мы видим, поражает воображение. В десяти метрах над землей, на ветке фигового дерева, самец в идеальном камуфляже полностью сливается с пейзажем: его пятна повторяют рисунок солнечных брызг на коре. Если бы Сера, пуантилист, написал эту сцену, то создал бы свою первую реалистическую картину. Мне удается разглядеть глаза хищника, и тогда точки сливаются в силуэт, изящный и стройный. Его мертвая добыча, молодая антилопа, надежно закреплена в развилке между ветвей. Он очищает ее — вылизывает шерсть, прежде чем вгрызться в мясо. Я знаю об этой повадке из «Больших кошек» на
Если бы я шел по саванне один, пешком, это, вероятно, случилось бы — но только не сегодня. Я любуюсь леопардом из «Рендж-Ровера», специально оборудованного для сафари. Всего в нашем конвое три таких: в одном едем мы с Трейси и детьми — Сэмом, 29 лет, Аквинной и Скайлер, 23, и Эсме, 17. В двух других — Джордж Стефанопулос, Эли Уэнтуорт и двое их дочерей-подростков, Эллиот и Харпер; а также Кертис и Кэролайн Шенкер с тремя детьми, Элли, Брэдом и Джеком, все взрослые. Столпотворение машин напоминает сцену из криминального сериала, хотя на самом деле каждый джип занимает стратегическую позицию: мы окружили леопарда на дереве с трех сторон.