Эпилог 2. Бесконечность

Одно уверенное, размашистое движение рукой — и на последнем листе из увесистой папки оставленных мне документов появляется витиеватая, длинная подпись нового полноправного хозяина крупнейшей корпорации ИнТех Лимитед. Под ярким светом настольной лампы, установленной в моём кабинете, чернила слегка отливают оранжевым, словно в них добавили той крови, которую пришлось пролить ради этого заветного места.

Крови сотен невинных людей. Крови тех, кто носил фамилию Войцеховский до меня.

Были времена, когда я грезил этим моментом. Представлял его снова и снова, пытался прочувствовать всю сладость полученной власти, торжество осуществившейся справедливости, размеренное спокойствие свершённой мести.

Но сейчас я не чувствую ничего. Ничего из тех эмоций, которые ожидал. Лишь усталость. Лёгкое раздражение. Досаду.

И стоит только снять очки, упереть пальцы в переносицу и прикрыть пересохшие от долгого напряжения глаза, как в ушах снова стоит отчаянный предсмертный крик. Резонирует в общем хаосе моих мыслей, противной кислинкой ощущается во рту, давит на грудь и горло.

Пытаюсь ослабить галстук, но его узел и так уже болтается где-то неприлично низко, поэтому просто стягиваю с себя и отбрасываю на край стола, чтобы не мешался. Берусь за воротничок рубашки, но и он давно расстегнут на несколько верхних пуговиц. Знал же, что ничего не поможет. Но попытаться стоило.

Это ощущение удушья не проходит все крайне дерьмовые десять дней с ночи убийства отца. Мне не жаль его. Я не чувствую никакого раскаяния, не чувствую вины, и уж тем более не чувствую грусти о том, что самолично отправил в могилу последнего родного мне человека.

«Сделай вид, что совсем юная девочка, которая безумно хочет почувствовать внутри себя член и одновременно очень этого боится».

Каждый раз, когда мне казалось, что ненавидеть своего отца ещё больше просто невозможно, он с лёгкостью подбрасывал основания увязнуть ещё глубже в ярости и презрении. И сейчас, после его смерти, я ощущал к нему ненависть даже более сильную, чем при жизни. Потому что вынудил меня стать убийцей.

Стать его убийцей.

Двенадцать лет притворства. Скромных улыбок, покорности на грани обожания, молчаливого согласия со всем, что он вытворял. Игры в преданного, простодушного и, главное, глупого сына, готового заглядывать в рот внезапно обретённому папочке и бесконечно благодарить его за подаренные блага жизни.

Двенадцать лет хладнокровного вынашивания своих планов. Череды идей о том, как осуществить задуманное, которые приходилось отметать одну за другой, не желая уступать ни в чём. Мне нужны были его фамилия, влияние, компания и его труп. И ни от чего из этого я не готов был отказаться.

Пока в моей жизни вновь не появилась Маша. И если бы только он не попытался отобрать у меня и её тоже, наверняка был бы сейчас жив.

Сумрак за окном медленно рассеивается, выцветает. Ещё недавно иссиня-чёрное небо становится тускло-серым, безликим, — ещё полчаса, и начнёт стремительно набирать в себя лазурную краску летнего утра. А через час Москва начнёт оживать, просыпаться, отряхиваться, и играющая хрупкими гранями ночная тишина разлетится вдребезги с первым скрипом колёс, автомобильным гудком или оживлёнными голосами спешащих по своим делам людей.

Несколько глотков крепкого чёрного кофе бодрят несмотря на то, что остыть он успел ещё на исходе прошлого дня. Бреду по закоулкам пустого офиса, вслушиваясь в тихое и ровное гудение десятков компьютеров разом, цепляюсь за звуки своих шагов, которые скрадывает расстеленное на полу ковровое покрытие. Стоит лишь задуматься, забыться, перестать слушать хоть что-нибудь, как ушные перепонки снова напрягутся, стараясь справиться с расходящейся от фантомного крика вибрацией.