— И что ты ему отвечала?

— Сказала, что я не при чём, что я ничего не знаю… Но я ведь правда не при чём, я даже не представляю, что именно произошло. Ты украл эти деньги, да?

— Конечно же нет, — врёт без запинки и смеётся, поглаживает пальцами её холодную щёку, чтобы приободрить и расслабить. — Просто произошло досадное недоразумение и деньги ушли не на тот счёт. Уже завтра всё исправят и они вернутся на место, так что от тебя отстанут.

— А если нет? Если они так и останутся при мнении, что я замешана в этом?

— Ксюш, не гоноши. Если так, то я честно признаю, что сам напортачил. Тебя я в обиду не дам, — замечает толику сомнения в её бегающем взгляде и добавляет уже жёстче, с нажимом: — Я только что вытащил тебя прямо у них из-под носа, нехило так рискуя. Ради тебя. Этого что, мало?

— Нет, нет… просто, Андрей, прости меня. Мне очень страшно, — она несколько раз шмыгает носом, пытаясь не расплакаться, но слёзы всё равно начинают капать, раздражающе-громко шмякаются на кожаную поверхность лежащей на её коленях сумочки.

— Ну всё, давай, успокаивайся. Теперь всё будет хорошо, малыш.

Он бросает взгляд на часы, отмечая про себя, что осталось продержаться уже меньше часа. Обещанные ему люди приедут и возьмут решение проблемы с Ксюшей на себя, оформив всё таким образом, что никто и никогда не сможет доказать, что ей помогли отправиться на тот свет.

Милая, милая Ксюша. Пожалуй, впервые он готов был признать, что виноват перед ней, взболтнув много лишнего под эйфорией от нескольких часов страстного примирения, произошедшего между ними месяц назад. Соскучился по ней, такой солнечной и яркой. Даже хотел намекнуть, что готов принять её обратно на постоянной основе и запретить ей крутить своим аппетитным задом перед братьями Байрамовыми.

Хорошо, что не успел. И первым под подозрение попал именно её молоденький ёбырь, младший сын Байрамова, ещё более бестолковый, чем его собственный сын. Не зря, наверное, говорят, что на детях гениев природа отдыхает.

Ему приходится ездить кругами и несколько раз поворачивать не туда, чтобы ещё оттянуть время. Пока сидит за рулём, у него есть отличное оправдание для собственного бездействия и отсутствия хоть каких-либо попыток успокоить или утешить её, да и неизвестно, как она поведёт себя, когда они окажутся дома.

Хотелось бы выебать её напоследок, но, наверное, не стоит. Вдруг потом это помешает обставить её смерть как положено?

— Я буду пока у тебя, да? Пока деньги не вернутся? — сама заводит разговор Ксюша, слегка успокоившись, когда они уже поднимаются к нему в квартиру.

— Не получится, малыш. Я переживаю, чтобы ты была в полной безопасности, поэтому скоро приедут мои люди и надёжно спрячут тебя на какое-то время, — проводит ласково по её светлым волосам и галантно запускает в квартиру первой. — Хочешь что-нибудь выпить, чтобы успокоиться?

— Да.

Он вытягивает из бара первую попавшуюся под руку бутылку, оказавшуюся текилой, из холодильника достаёт лайм, и принимается нарезать его тонкими дольками, поглядывая то на сидящую напротив с растерянным и испуганным выражением Ксюшу, то снова на часы.

Десять минут.

— Зачем мне прятаться, если завтра деньги уже будут на месте?

— Ксюша, — он вздыхает тяжело, останавливается и пытается смотреть на неё с заботой и лаской, однако злость и раздражения всё равно берут своё и бесцеремонно прорываются в гадком подобии нормальной улыбки. — Вдруг им в голову что-нибудь взбредёт. А я хочу быть уверен, что с тобой всё в порядке.

— Ты не будешь признаваться, да? В любом случае никогда не скажешь им, что это из-за тебя пропали деньги, — она смотрит на него в упор, и в блестящих от слёз глазах начинает медленно угасать огонёк надежды. — И как я сразу не поняла. Это ведь не в твоих правилах, Андрей. Ты не признаёшь своих ошибок.