Год, ничуть не колеблясь, заказывал по пятьдесят, а то и по сто экземпляров одной и той же книги, если полагал, что продажи будут хорошими. Подобными оборотами могли похвастаться очень немногие из числа провинциальных книготорговцев, – и его предприятие продолжало расширяться на всем протяжении 1770‐х годов. Согласно одному из тогдашних источников, его годовой оборот доходил до 600 000 ливров147. Предприятие было семейное: фирма «Год, отец и сын» в 1773 году была реорганизована в «Год, отец, сын и А. Год», а в 1774‐м в «Год, отец, сын и Ко». Продолжая придерживаться в деловой переписке анонимного nous, «мы», Год-отец (Мишель) сообщал между делом некоторые детали личного характера. В письме от 18 октября 1774 года он упомянул о недавней женитьбе своего сына Жака, а в письме от 22 августа 1781 года сослался на «Сана, нашего шурина» – то есть на Николя-Этьена Сана, крупнейшего тулузского книготорговца, с которым он кооперировался при заказе книг. В других письмах встречаются упоминания о покупке нового дома и обустройстве нового склада. От этих писем веет атмосферой преуспеяния, хотя после 1775 года и начинаются постоянные жалобы на общее состояние экономики.
Год и сам печатал книги, в основном серьезные труды, и только легальные, вроде La Science parfaite des notaires148, Dictionnaire de physique149 или Histoire de l’ Eglise gallicane150. Кроме того, он вел масштабную оптовую торговлю, пользуясь близким соседством с Бокером, где проходила ярмарка, на которую съезжались издатели и книготорговцы со всей Франции, а также из множества других европейских стран. Следовательно, подобно авиньонским и швейцарским предпринимателям, совмещавшим издательский и книготорговый бизнес, он обменивал значительную часть выпущенных им книг на равные по стоимости партии книг других издательств, в числе которых были и швейцарские издательские дома. Таким образом, увеличивая разнообразие книжного ассортимента в своем магазине, он еще и выстраивал сеть деловых альянсов. Делая заказы, он отдавал предпочтение своим союзникам – помимо STN в их число входили Барден из Женевы, Эбаш из Лозанны, Грассе из Лозанны и Типографическое общество Берна. Как правило, он оплачивал половину стоимости заказа посредством обмена, а вторую половину векселями, которые неукоснительно погашал в нужный срок. Поскольку швейцарские издательства также активно обменивались между собой, Год имел возможность получить практически любую книгу от того издателя, от которого хотел, а также передавать заказы поставщикам, предлагавшим наилучшие условия, не рискуя потерять доступ к основному корпусу имевшейся в наличии литературы. Иногда он даже позволял себе роскошь заказать одну и ту же книгу у нескольких швейцарских домов, чтобы снизить риск в случае конфискации и проволочек с доставкой груза.
STN научилось отдавать должное деловой хватке Года вскоре после того, как вступило с ним в переговоры о продажах и способах доставки. Не желая рисковать грузом, он настаивал на том, чтобы нелегальную литературу (в основном протестантские книги) переправляли по медленному и дорогому маршруту на Турин и Ниццу. Отправив таким образом несколько партий книг, STN предложило в дальнейшем доставлять ему грузы через Лион, сперва проведя их через границу по «страховой» стоимости в 16 процентов от общей суммы заказа. Год сбил цену до 12 процентов. Потом страховая система столкнулась с трудностями, и STN в очередной раз принялось подыскивать надежного агента по доставке, который смог бы проводить книги через досмотр в лионской палате синдиков. В июне 1773 года «Общество» сообщило, что проблема решена, и Год, который только что заказал двадцать пять Библий и пятьдесят Псалмов, удвоил заказ. Но, к несчастью, груз застрял на швейцарско-французской границе, и в конце концов его пришлось везти через Турин. Год пожаловался на задержку, повторяя, что не желает допускать какие бы то ни было риски, и предупредил STN, что французские власти считают протестантскую литературу абсолютно неприемлемой и относятся к ней так же свирепо, как к самым аморальным, бунтарским и антирелигиозным книгам. Если издательство хочет вести с ним дела, твердо заявил он, то оно должно смириться с мыслью о необходимости проводить грузы через Лион за свой счет.
На протяжении четырех последующих лет, вплоть до приезда Фаварже, STN совершенствовала свой лионский маршрут, а Год продолжал заказывать у издательства книги, невзирая на то, что с отдельными партиями время от времени случались неприятности. После того как в 1778 году STN выстроило отношения с Жаком Револем как своим лионским агентом, пропускная способность маршрута должна была увеличиться – по крайней мере, так казалось всем заинтересованным сторонам. Так что, входя в магазин Года, Фаварже рассчитывал, что здесь ему удастся заключить солидную сделку. Год хотел получить книги Мольера, Алексиса Пирона и Клода-Жозефа Дора, которых у STN было вполне достаточно. Сам он только что переиздал «Словарь Французской академии», спрос на который со временем не падал, напечатав его у Пьера Бома, одного из двух нимских типографов. Он предложил покрыть половину стоимости заказа своими «Словарями», а вторую – обычным путем. Но Год, так же как и Гарриган, обменивал книги, исходя из тех цен, которые устанавливал на каждое конкретное издание, а не из листажа, как предпочитало STN. Когда Фаварже подсчитал соотношение цен на те книги, которые менял, стало ясно, что STN при такой схеме оплаты недополучит прибыль. Со своей стороны, Год заявил, что большинство необходимых ему изданий он сможет получить через другие швейцарские дома, с которыми состоял в хороших отношениях и часто менялся книгами. Не будет обмена, не будет и сделки – с таким аргументом Фаварже пришлось столкнуться во время переговоров с Годом. Найти какой бы то ни было выход из этой патовой ситуации он не смог, а потому покинул магазин Года в тот августовский день, ни о чем не договорившись. Переписка между STN и Годом продолжалась еще пять лет, но нёвшательское издательство так и не смогло вернуть его в число постоянных клиентов. Год получал все нужные ему книги, включая издания самого STN, от других швейцарских поставщиков, и задолго до того, как от него перестали приходить большие заказы, STN стало заключать бóльшую часть своих сделок в Ниме с Бюше, вторым из здешних крупных книготорговцев.
Если как следует присмотреться к заказам Года (а с ними, равно как и с заказами других книготорговцев, с которыми встречался Фаварже, можно во всех подробностях ознакомиться на сайте, сопровождающем эту книгу), станет ясно, что основу его делового предприятия составляли протестантские книги. Четыре главных книги в списке изданий, которые он чаще всего заказывал, – Псалмы, Библия, «История Ветхого и Нового Завета» (Histoire du Vieux et du Nouveau Testament) Клода де Ланга и «Истинный причащающийся» (Le Vrai Communiant) Даниэля де Сюпервиля. Кроме того, Год заказывал в большом количестве богослужебные книги и трактат Кондорсе о религиозной терпимости, Réflexions d’ un Catholique sur les lois de France relatives aux Protestants151. Литература Просвещения неизменно дополняла религиозные книги, излюбленные Годом, который с самого начала своих отношений с STN вместе с женевской Библией запрашивал труды Руссо и «Философскую историю» Рейналя. Его заказы включали в себя отдельные произведения Вольтера наряду с тремя экземплярами сорокавосьмитомного собрания сочинений последнего, «Картины Парижа» Мерсье, «Опасные связи» (Les Liaisons dangereuses) и множество других книг, самых разных. Год никогда не заказывал атеистической литературы или нелегальных политических трактатов, да и пасквиль, направленный против королевского двора, встречается в его списках только однажды: «Подлинные воспоминания госпожи графини Дюбарри» (Mémoires authentiques de Mme la comtesse du Barry). Насколько представляется возможным отследить хоть какую-то логику в той пестрой смеси из самых разных книг, которые он заказывал, она выдает предпочтение, оказывавшееся им протестантской литературе и авторам умеренного, вольтерьянского крыла в Просвещении152.
С точки зрения STN, Бюше очень походил на Года. Дела он вел на широкую ногу, как в оптовом, так и в розничном секторе торговли; заказывал книги у многих поставщиков, особенно в Авиньоне и в Швейцарии; разнообразил ассортимент посредством обменных операций и занимался той же самой литературой – прежде всего книгами для протестантов. Сотрудничество с ним, как казалось, давало доступ к привлекательному рынку сбыта. Однако в отношении Бюше STN проявило излишнюю доверчивость и после пятилетнего сотрудничества обнаружило, что его предприятие – это дом, построенный на песке. Оно потерпело крах в 1778 году, и дальнейшие судорожные попытки отсрочить процедуру банкротства показывают уязвимость книготорговца, с виду вполне успешного, но переоценившего собственные силы.
В первый раз Бюше в 1773 году порекомендовал «Обществу» Гийон-старший, контрабандист-страховщик, который приехал на ярмарку в Бокере, чтобы подобрать себе подходящую клиентуру среди книготорговцев. Рекомендация из подобного источника говорила не в пользу Бюше, по крайней мере с точки зрения его надежности как партнера, но вскоре он начал присылать заказы на протестантскую литературу, и STN ухватилось за возможность немного увеличить продажи. Прояви издательство должную осмотрительность перед тем, как отправлять груз, оно бы успело выяснить, что Бюше десять лет назад было запрещено торговать за то, что он ввозил нелегальную литературу. Тогда власти конфисковали у него партию книг общей стоимостью в 600 ливров153. Каким-то образом он сумел вернуться к прежнему роду занятий в качестве полноправного члена местной книготорговой гильдии, и в начале 1770‐х его предприятие вроде бы пошло в гору. Когда в августе 1778 года Фаварже приехал в Ним, он выяснил, что Бюше владеет домом стоимостью в 20 000 ливров, что он недавно овдовел и женился снова, причем с большой выгодой для себя.
В отличие от Года, Бюше при переговорах с STN особо не торговался относительно тех условий, на которых издательство будет поставлять ему свой товар. Первые поступившие от него заказы включали в себя в основном протестантскую литературу, дополненную несколькими томами Вольтера и Мольера, и обещали хорошую прибыль. Товар доходил до него без особых сложностей вплоть до января 1775 года, когда очередную партию книг арестовали неподалеку от Авиньона. Бюше обвинил в этой неудаче STN на том основании, что издательство отправило груз недостаточно надежному, некомпетентному агенту по доставке, а не его человеку в Лионе по имени Габриэль Реньо. Впрочем, сделав вид, что сам он только принимал участие в доставке груза, будучи его заказчиком, Бюше убедил власти отправить книги обратно в Нёвшатель – все, кроме нескольких строго запрещенных изданий вроде «Анекдотов о госпоже графине Дюбарри».
Интерес, который Бюше питал к запрещенной литературе, проявился вскоре после этого инцидента, когда он попросил STN сделать допечатку уже вышедших в издательстве «Анекдотов о госпоже графине Дюбарри» и предложил авансом выкупить пятьсот экземпляров этой книги. На эту наживку STN не клюнуло. Оно редко бралось печатать сочинения, имевшие столь дурную репутацию, предпочитая получать их по обмену у тех издателей, которых вопросы репутации не волновали, – у маргинальных женевских предпринимателей вроде Жана-Самюэля Кайе, Габриэля Грассе и Жака-Бенжамена Терона. Таким образом оно имело возможность получать в любом количестве нелегальную литературу, которая с середины 1774 года и до весны 1778‐го составляла в заказах Бюше весьма большую долю. Так, 5 сентября 1776 года он заказал тринадцать экземпляров атеистического «Разоблаченного христианства» (Christianisme dévoilé)154 и двадцать шесть экземпляров Нового Завета. Помимо постоянно входивших в его заказы протестантских книг, там встречаются самые разные книги Вольтера, много подписок на «Энциклопедию» в формате in quatro, а также кое-какие политические памфлеты вроде «Мемуаров Людовика XV» или «Мемуаров аббата Террэ» (Mémoires de l’ abbé Terray). Изменение состава его заказов к 1778 году показывает, что он стал больше рисковать и начал испытывать трудности с уплатой по счетам. В декабре 1777 года STN отказалось принять один из его векселей, выписанный на Буассерана, подпольного дельца из Роана, который недавно пустился в бега, чтобы избежать долговой тюрьмы. А подбивая счета в мае того же 1777-го, обнаружило, что Бюше дважды зачислил себе доход по одной и той же сделке. Конечно, ошибки подобного рода время от времени случались в бухгалтерских книгах, но только не в книгах солидных книготорговцев подобных «Год, отец, сын и компания».
В письме от 4 мая 1778 года, за несколько месяцев до приезда Фаварже, Бюше известил STN о том, что приостановил все платежи. Его долговые обязательства составляли 30 012 ливров. Свои активы он оценивал в 53 026 ливров, однако эта сумма включала в себя его собственную, ничем не подтвержденную оценку хранящихся у него книг (42 258 ливров) и 10 767 ливров, которые должны были ему самому. Перспектива получить хоть что-то по этим долговым обязательствам представлялась довольно призрачной, особенно в свете еще одного пункта в его отчете о собственных финансовых обстоятельствах: с того момента, как он начал свою предпринимательскую деятельность, то есть с 1763 года, он списал 12 412 ливров как потери по безнадежным долгам. Пытаясь оправдаться, он приписал эти потери «отсутствию совести у людей, которым я чрезмерно и напрасно доверял». Кроме того, он винил плохое состояние местной экономики. Но он уверял, что сможет наладить дела, если STN, как и прочие кредиторы, согласится на долгосрочное погашение долга: он выплатит все до последнего гроша и даст пять процентов от суммы сверху, но разовыми выплатами, расписанными на четыре года вперед. «Требовать от меня большего, нежели я имел честь предложить, означало бы желать невозможного – или привести меня к полному разорению и смириться с потерей всего, что я вам должен».
Подобного рода предложения часто поступали от безнадежных должников, и STN научилось жесткости. Издательство не собиралось открывать новую кредитную линию для торговца, который мог разориться в любой момент, а также директора STN опасались тайных сделок, в результате которых одних кредиторов Бюше удовлетворит за счет других. Поэтому они ответили Бюше, что STN согласится на его предложение только в том случае, если он найдет заслуживающего доверия человека, который выступит поручителем и гарантирует выплату задолженного. Бюше ответил, что все прочие кредиторы согласились на его условия. Если STN привлечет его к суду, для него это вполне может закончиться разорением, что, в свою очередь, никак не поспособствует выплате долга. С другой стороны, оно может получить обратно все свои деньги, и даже с процентами, если предоставит ему отсрочку на четыре года. Продолжая демонстрировать полную неумолимость в письмах к Бюше, STN предоставило Фаварже право действовать от имени совета директоров, как только он как следует разберется в той ситуации, что сложилась в Ниме. Ему надлежало выяснить, можно ли доверять Бюше, понять, каково истинное состояние его дел, и определиться с возможным поручителем, который был бы надежен и готов подстраховать Бюше.
Фаварже отправился с визитами к торговцам и пасторам, пользуясь рекомендательными письмами, которые собрал в ходе путешествия. Его отчет дает представление о деятельности commis voyageur в качестве сборщика долгов и о важности репутации. В самой надежной из всех фирм, с которыми консультировался Фаварже, «Монто и компания», ему сказали, что на данный момент составить какое бы то ни было ясное представление о Бюше будет затруднительно, хотя из того, что можно об этом книготорговце сказать, многое говорит в его пользу. Он весьма предприимчив, он выстроил крупное предприятие и до нынешнего кризиса расплачивался по долговым обязательствам в должное время. Повторная женитьба должна была увеличить его благосостояние. Принимая во внимание все эти обстоятельства, Монто полагал, что Бюше будет платить по векселям. Лидер протестантской общины Рабо де Сент-Этьен дал Фаварже диаметрально противоположный совет: он бы не рекомендовал STN позволять Бюше втягивать его в историю с долговременной выплатой долга; вместо этого следует взыскать наличными столько, сколько получится, и как можно скорее, даже если при этом придется часть долга списать.
Вооружившись этой противоречивой информацией, Фаварже отправился на улицу Грефф, где располагался магазин Бюше. Первым делом он выяснил, что никакой наличности нет и не будет, как нет и поручителя, который в дальнейшем гарантировал бы выплату долга. Но ситуация казалась небезнадежной. Когда Бюше открыл перед ним бухгалтерские книги, как это часто делали в то время должники, припертые к стенке, балансовый отчет произвел на Фаварже хорошее впечатление. А из деловой корреспонденции Бюше стало ясно, что многие из его кредиторов – в Париже, Лионе, Авиньоне и Швейцарии – действительно согласились на четырехлетнюю отсрочку. Фаварже был уверен, что ни с кем из них о секретных сделках речи не шло. В ходе долгого обсуждения возможностей расквитаться с долгом Бюше придерживался следующей позиции: в интересах самого STN сделать так, чтобы он продолжил вести дела, смог собрать долги со своих клиентов и заработать на продажах достаточно денег для выплаты 1210 ливров и пяти процентов за рассрочку. Он уже успел отдать другим кредиторам 20 000 ливров. «Немалая сумма для провинциального книготорговца», – отметил Фаварже. Тем больше его смущали слухи о том, что Бюше был завзятым лжецом и, по-видимому, не сказал новой жене о своем сложном финансовом положении.
Вместо того чтобы решить вопрос на месте, Фаварже предоставил возможность сделать окончательные выводы руководству в Нёвшателе. Попытавшись – без какого бы то ни было успеха – добиться от Бюше более выгодных условий, те в конце концов пошли на мировую и согласились в сентябре 1778‐го на рассрочку выплат, так что Бюше предстояло полностью вернуть долг к концу 1780 года. В феврале 1779‐го Бюше снова начал заказывать книги у STN. Он запросил двадцать шесть Библий и даже заплатил за них авансом. Он готов был признать, что теперь ему придется заново завоевывать «доверие» STN, но одновременно не упускал возможности лишний раз похвалить себя: «Как бы вы теперь ко мне ни относились, вы никогда не будете обмануты из‐за тех милостей и преимуществ, что предоставите мне. Прямота и честность – вот тот путь, по которому я неизменно следовал и с которого не сойду».
Бюше и в самом деле заплатил по всем тем обязательствам, которые выписал в счет погашения долга. Книжные продажи он дополнил организацией коммерческого литературного клуба (cabinet littéraire), более всего напоминавшего платную библиотеку; и к маю 1782 года снова начал печатать собственные книги, и прежде всего «Трактат о правописании» (Traité d’ orthographie)155, который предложил STN в обмен на их издания. От обменов STN отказалось, но в течение двух последующих лет время от времени отправляло Бюше достаточно крупные партии товара. Однако в феврале 1785 года он не смог выплатить деньги по трем своим векселям на общую сумму в 355 ливров. Он снова приостановил выплаты и снова попросил кредиторов согласиться на рассрочку платежей, на этот раз на два года. Более того, он использовал дословно те же выражения, что и в прошлый раз, когда взывал к их милосердию в 1778 году: «Требовать от меня большего, нежели я имел честь предложить, означало бы желать невозможного – или привести меня к полному разорению и смириться с потерей всего, что я вам должен».
Песня была знакомая – в STN ее слышали неоднократно, в разных вариациях и от разных должников, – но в итоге предложение, пусть и с видимой неохотой, пришлось принять. Особого выбора у издательства не было, если учесть то обстоятельство, что наличными деньгами Бюше все равно не располагал; если бы кредиторы добились для него официальной процедуры банкротства, они бы и впрямь не получили ничего. По крайней мере, таков был совет одного из нимских купцов, который счел план с отсроченными выплатами уловкой, но полагал, что каким бы то ни было другим способом взыскать с Бюше причитавшуюся STN сумму не выйдет156. Три года спустя Бюше все еще должен был денег «Обществу». В конце концов, в апреле 1778 года, он закрыл задолженность, выписав простой вексель на 240 ливров и обменяв STN свой «Словарь Французской академии» на выпущенные в Нёвшателе Псалмы и протестантский трактат «Пища духовная». В последний раз в STN слышали о нем в октябре 1788 года: он по-прежнему держал книжную лавку и cabinet littéraire и время от времени что-то печатал.
Впрочем, к этому времени Бюше опустился до положения второстепенного книготорговца. Его подпись на векселе уважения уже не вызывала. Один предприниматель, который совмещал две сферы деятельности, купца и банкира, и специализировался на сборе долгов с книготорговцев, перестал принимать его долговые обязательства и посоветовал STN поступить так же: «Бедняга Бюше едва зарабатывает себе на хлеб. Его осаждают со всех сторон, но еще никто и ничего с него не получил»157.
Контраст между Годом и Бюше иллюстрирует две тенденции, существовавшие среди книготорговцев, ведших дела с размахом. Одни избегали рисков, особенно в том случае, если собственный капитал позволял им не опасаться неприятных случайностей, тогда как другие гнались за прибылью без оглядки на собственные ресурсы и выписывали векселя на большие суммы, чем могли получить за счет продаж. Первые предпочитали избегать наиболее опасных книг, хотя и держали у себя на складах множество просветительских трактатов и активно торговали пиратскими изданиями. Последние тоже продавали все эти книги, но в придачу предлагали товар, который приходилось прятать под прилавком, – атеистические трактаты и скандальные памфлеты.
Монпелье К тому времени, как Фаварже добрался до Монпелье, он перестал жаловаться на чесотку и начал беспокоиться о состоянии своей лошади. Она засекалась передними ногами. Фаварже пытался исправить ситуацию, несколько раз перековав ее на разный манер, но в конечном счете ноги у бедного животного распухли до такой степени, что он решил прибегнуть к тому же средству, которое недавно испробовал на себе: кровопусканию (10 су ветеринару). «Вы должны понимать, что нас больше беспокоит ваше собственное здоровье, нежели здоровье вашей лошади», – гласило письмо из STN, поджидавшее Фаварже в Монпелье. Впрочем, добраться от Нима до Монпелье было несложно; а добравшись туда, и всадник, и лошадь получили передышку, поскольку у Фаварже хватало дел в местных книжных магазинах на несколько ближайших дней.
Как и Ним, Монпелье был прекрасным местом для книготорговли. По большому счету у этих двух городов, расположенных в тридцати пяти милях друг от друга, было много общего. В 1780 году в Ниме было 49 000 жителей, восемь книжных магазинов и две типографии. В Монпелье – 31 000 жителей, девять книжных магазинов и две типографии. В обоих городах обитали крупные протестантские общины, и оба пережили в середине века период коммерческого подъема. Монпелье был меньше Нима, но считался столицей Лангедока. Здесь находились резиденция королевского интенданта, университет со знаменитым медицинским факультетом, несколько судов высшей инстанции (впрочем, провинциальный parlement заседал в Тулузе), что означало присутствие множества чиновников, юристов, профессоров и студентов, наряду со священнослужителями архиепископства и военными, приписанными к местному гарнизону. К моменту приезда Фаварже городская элита содержала театр и концертные залы, посещала собрания в академии, подписывалась на местную газету и наведывалась в книжные магазины.