— Доложим как есть, — поддержал Степнов, — пусть другие разбираются. Мы — люди простые, нам кражи да грабежи раскрывать.

Они помолчали и согласились, что работать на чужой земле тяжело.

— Но мы почти смогли, — сказал Степнов.

Интернет ловил только в гостинице, возвращаться не хотели. Пешком добрались до центра, где к вечеру перекрыли движение и прежний проспект стал оживлённой пешеходной улицей.

В каждом встречном видели Аслана и могли бы, наверное, задержать любого, но повсюду ходил местный патруль: высокие, здоровенные чечены — гордость республики. Они шли степенно и гордо несли самих себя. Вроде посмотрите, какие мы, — настоящие служители закона. Их уважали, к ним подходили, благодарили и улыбались. Мирная жизнь в спокойном городе.

— Что за?.. — остановился Жарков.

Зашумели приёмники раций, фыркнули патрульные машины, засверкали маячки, и хлопок металла вновь раздался откуда-то издали.

— Вот тебе и!..

Они продолжили движение, но шли теперь быстрее и уже через минуту-вторую добрались до «Сердца Чечни».

Ботинки оставили на коврике перед входом. По образу и подобию. Поздоровались, точнее, ответили на дружественный «салам» скромным кивком. Пожались нелепо внутри, прошлись по мягким просторным коврам.

— Фотографировать можно? — спросил Жарков чеченца.

Тот зашевелил отчётливо губами — не мешай мне думать, то есть молиться.

Не мешай никому жить, Жарков, живи лучше сам.

Изливался широкой волной голос. Присели на корточки. Убедились, что можно, и опустились ниже.

Так устали, что Степнов почти заснул, блаженно прикрыл глаза. В этой полудрёме стало хорошо и понятно, единственная мысль обратилась в просьбу к кому-то тому, и он проговорил: «Пусть всё будет хорошо». Домой захотелось ещё сильнее.

Гоша ни с кем таким не говорил. Лишь пытался определить высоту уходящего купола. Рядом прошёл толстый хвостатый кот, и всё иное перестало волновать оперативника.

В гостиницу вернулись к ночи. Администратор насторожился, но ничего не сказал.

— Как думаешь, есть на свете Бог?

Степнов разбирал свою кровать, взбивал подушку, натягивал простынь.

— Не знаю, мне как-то.