— Сами понимаете, — говорила по телефону, должно быть, милая девушка с высоким, слегка дрожащим голоском, — организация, процедуры, потом уборка, вся эта грязная работа.

Прислали сообщение с деталями и условиями: наличный взнос, полная конфиденциальность, никаких вопросов, личная ответственность, отсутствие дальнейших претензий и судебных споров. Гоша особо не вчитывался — какие могут быть споры. Он только сбросил свой адрес, и в пять вечера за ним приехали.

Двое мужчин в высоких драповых пальто — стоило выйти из подъезда — сопроводили в машину, мирно похрапывающую на тротуаре. Не рассмотрел ни лиц, ни марку автомобиля не запомнил, и даже сопротивления не оказал. Сел на заднее сиденье и молча наблюдал за улицей сквозь тонированное окно. Улица бежала, спасалась, и внешний шум шептал — и ты спасайся. Но Гоша ничего, конечно, не слышал.

Приехали относительно быстро. Его опять проводили — пришлось спуститься по цокольной лестнице в неприметный подвал жилой пятиэтажки. Тяжёлую металлическую дверь открыл почти киношный возрастной карлик в белом пиджаке. Карлик улыбался максимально красиво, но красиво улыбаться не получалось, и Гоша постарался улыбнуться в ответ, но тоже особо не вышло. Пахло душным, скорее всего, дорогим парфюмом, разливалась немая электронная музыка, и приглушённый свет, исходящий от зеркального потолка, разбивался о пол розовым и синим цветом. Он положил телефон в металлическую ёмкость и сказал: «Здравствуйте».

— Добро пожаловать, — ответила девушка, и Гоша сразу понял — это с ней разговаривал по телефону. Стояла она в длинном вечернем платье с разрезом, вся такая невозможная: длинные-длинные ноги, бесконечные просто, стройные каблуки, и сама — прямая, холмистая, неприступная. Он охотно передал толстый конверт с деньгами и умышленно коснулся её ладони. Играть почти передумал и поинтересовался, может, они попьют кофе или чего-нибудь там. Но девушка мелодично провела рукой, указывая на проход в зал.

Жарков занял кресло под номером восемь, растерянно кивнул всем и каждому. Мужчины в строгих пиджаках и галстуках, женщины — опять же в длиннющих платьях с блёстками и стразами, и он — простой оперативник в старом свитерке с высокой горловиной и ношенных второй год джинсах. Смиренно таращились в пол, как, бывало, таращился Гоша в приёмной у генерала, и тишина кромешная, жадная до мелочи, стояла и зрела.

Жарков почти бросил неуместную шутку, чтобы как-то хоть растревожить всеобщий нервяк, но свет опять заиграл, а потом стих, и стало неприятно темно, пока не смирился глаз с наступившей ночью.

Ровный, почти офицерский голос приветствовал участников и разъяснял правила игры. Ничего нового Гоша не услышал. Не слушал. Изучал игроков, пока те представлялись и рассказывали о себе.

Первый работал учителем физкультуры и занимался горными лыжами. Вторая или третья четырежды были замужем. Пятый и шестой учились на одном курсе физмата. Остальные призывали к разумной логике, потому как ставки слишком высоки, чтобы руководствоваться доброй волей или, хуже того, интуицией, которая, как правило, всегда обманывает. Гоша совсем немногословно сказал, что обязательно вернётся в следующий раз, если вдруг по каким-то причинам останется сегодня без главного приза. Участники засмеялись. Ведущий поблагодарил за чувство юмора, кто-то признался, что завидует такому оптимизму перед началом игры, а Жарков ничего больше не сказал.

— Уважаемые участники, — произнёс голос, — пришло время распределения ролей.

Гоша, посматривая, что делают остальные, последовал примеру, поднял подлокотник и достал карточку, где чёрным по белому с красным ободком значилась буква «М» — мафия. Так даже лучше. Он всегда чувствовал лёгкое наслаждение, определяя мимолётный ход игры и судьбу всего города.

Наступила ночь, комната совсем утонула в чёрном. Ведущий попросил надеть маски, будто можно было хоть что-то рассмотреть. Гоша послушно выполнил указания и сидел не двигаясь минуту или две, пока не прозвучало: «Мафия просыпается».

Почти не раздумывая, указал на физкультурника. Самый обычный мужик, ничего плохого не сделал. Просто Жарков не сдал последний зачёт по боевым приёмам и решил, ну, может быть, косвенно отомстить представителю спортивного братства.

Снова приставил к лицу маску. Пришло утро, и проступил толстый свет.

— Мафия сделала выбор, — произнёс ведущий традиционную фразу.

Жарков заметил, как вжались в кресла игроки. Физкультурник, словно чувствовал беду, так напрягся, что на лице его раздольно заиграл нервный тик.

Проревела дверь, и в зал прошёл карлик. Гоша сперва заметил, как волочатся по полу края длинных, сшитых не по размеру брюк, и только потом обнаружил в маленьких руках автомат Калашникова. Карлик встал по центру, чтобы каждый участник был на одинаковом от него расстоянии, передёрнул затвор, развернулся и, устремив прицел, произвёл три последовательных выстрела в учителя физкультуры. Шибанула кровь, пролился запах живого тела, зарыдала девушка в красном, и девушка в зелёном тоже захныкала, мужчины отвернулись, а Гоша просто охренел, хотел, наверное, закричать или броситься на карлика, но не бросился, конечно.

Двое мужчин в пальто положили физкультурника на носилки и унесли его за пределы игрового поля. Карлик посмотрел куда-то в потолок, где, скорее всего, прятался невидимый кто-то: ведущий или ведомый, улыбнулся громадными лошадиными зубами и, ковыляя и прихрамывая, протопал обратно и скрылся до следующего утра.

Может быть, не стоило просыпаться. Полежать ещё какое-то время с закрытыми глазами, остаться там — за пределами короткометражки, стоящей на повторе уже восемь лет, которые майор Жарков проживал с чувством долга и жаждой к переменам. Почему-то именно сегодня, в эту очередную зиму, этим февральским утром так легко продувал ветер в открытую форточку, так заигрывал с занавеской и пускал почти сказочный, лавандовый запах, что Гоша всё-таки сдался и решил встать немедленно.

Он сначала сидел неподвижно, смотрел какое-то время в пустоту. И только после церемониального отстранения себя от пространства и пространства от себя, в момент, когда бессмысленно было уже сидеть, словно кто-то мог заметить его, растерянного, с голой задницей на краю двуспальной кровати, нервно натянул трусы и вроде бы окончательно проснулся.