— Курить можно? — спросил Степнов.

— Во дворе, — ответил чеченец, — здесь написано.

Скромная комнатка на втором этаже. Хорошо хоть кровать не общая. Им выдали по триста рублей на сутки — ешь не хочу — и две тысячи на проживание. Командировка. Крутись как хочешь.

— Всё равно бухать нельзя, — Степнов искал плюсы, — проживём.

— Предлагаю по-быстрому. Туда-сюда, и домой. Проедем, найдём. Здесь он, точно.

Грозный жил неспешной жизнью. Разве что шумели дороги. Резвые «тазы» гнали на красный, опережая чёрные «камрюхи» и белые «крузаки».

Они встали у «Сердца Чечни». Мечеть щедро заглатывала всех и каждого: правоверных и не очень, туристов и местных.

Не пошли. Топтались рядом. Не знали, куда и что.

— Салам алейкум, — сказал один. Потом повторил другой и третий.

— Малку сала, — неразборчиво ответил Жарков, словно мог, понимал, умел говорить на чужом и страшном языке.

В полдень имам благодарил Всевышнего Аллаха за мир, стабильность и благоденствие в Чечне.

«Бисмилляхи Рахмани Рахим», — слышалось отовсюду.

Выяснили, что нужно сесть на «сто первый», а там пешком. С площади Минутка уходили автобусы. Нашли свой, расплатились сразу. Жарков хотел занять свободное место, но Степнов шепнул: «Не надо» — и указал на женщин, вползающих внутрь.

Женщины шумели. Стали тише, когда заметили их — чужаков: светлых, выбритых, обычных. Степнов указал на сиденье возле окна, и одна, молодая, сразу села. Остальные, чуть старше, разбрелись поочерёдно. Потом зашли местные мужчины, и снова поднялся живой насыщенный разговор.

Молодая прятала взгляд. Тёмный платок покрывал голову и шею, а лицо светилось розовым. Жарков смотрел и смотрел, без стеснения. Степнов толкнул его, девушка заметила, и розовый стал красным.

Вышли на пятой где-то остановке. Спросили водителя, здесь или нет. Старый чеченец с седым щетинистым подбородком кивнул и произнёс на весь автобус: «Улица Даудова».

— Летом здесь, наверное, лучше.

Ветер раздувал свежую морось, серое небо готовилось к дождю, блестел чёрный январский асфальт.

Совсем другой Грозный — стоило покинуть центр. Советские пятиэтажки, тупиковые дворы, ларёчки с вывеской «Шаурма халяль». У дороги бегала ребятня. Мальчики с оружием: две дощечки, наскоро прибитые, вот и весь Калашников.

— Акрам! Умар! — кричал самый мелкий.