Гоша работал с информатором — местным алкоголиком с тяжёлой седой бородой. Степнов открыл форточку, но ветер не справился со стойким запахом конченой жизни. Мужик неприятно икал и просил сто рублей.

— На фанфурик.

— Дай уже! — психанул Степнов, и Гоша достал деньги.

— Завтра придёшь — расскажешь. И смотри у меня, — оперативник проводил бродягу.

Не говорили, только спустились в дежурную часть и получили оружие.

— На задержание, что ли? — поинтересовался помощник дежурного и, не дождавшись ни полуслова, махнул рукой — все какие важные стали, послать некого.

Ехали тоже в тишине. Степнов не выдержал и разорался.

— А думать надо! Нашёл кого отправлять! Ты видел? Пацан ещё!

Право на разговор теперь стало официально разрешённым, хотя Жарков еле подбирал слова, всё больше вздыхал. Степнов тоже заткнулся и защёлкал пальцами. Громко, до дрожи и раздражения.

Помялись на лестничной площадке. Закрытая дверь пыталась их сбить с толку. Степнов предложил ломать. Жарков сказал, что бесполезно — в квартире никого.

— Пальнулся пацан, — мычал. — Ну хочешь — сломаем.

— Хочешь — сломаем, хочешь — сломаем, — нервничал следак.

В машине дремал холод и ничего конкретного не происходило. Только убегало время. Куда оно, чёрт возьми, убегало, почему вообще вздумало бежать. Кто ему дал право, этому времени, так стремительно нестись в ничто и ни за что. Схватить бы, сжать в кулак и держать, пока не сдастся, пока не прекратит, не остановится. Да только в одной руке — отец, в другой — стажёр несчастный. Руки заняты, голова кругом.

Он рассказал про отца, оправдался типа. Гоша предложил отвезти в больницу. Всё равно хрен знает, что делать, но Степнов отказался.

— До утра, скорее всего, не проживёт.

— Да ну, — оперативник вцепился в руль.

— Делать что будем? Что-то же надо делать, — взывал следователь, — ну нельзя на месте сидеть.

— Надо шерстить район, — только и мог предложить Жарков, — поехали потрясём контингент. Должен кто-то знать.

Они сначала наведались в панельную пятиэтажку, где в одной из квартир недавно возрос очередной притон. Там их встретил худющий старик. Жарков к нему обратился по имени, потребовал информацию, но старик, который вовсе не был стариком, а просто преждевременно кончился благодаря «фену» и дезоморфину, ничего не сказал, и Гоша пнул его сильно — тот грохнулся и застонал «ай, ай».

После работали в ночлежке на окраине. Там за полсотни рублей коротали ноябрьские ночи уличные колдыри, любители чего угодно: краски, лака, строительного клея, но, хоть ужрись, отвечали «не знаю», даже так — «не наю, не наю», и хотелось каждому разбить жалкое пропитое лицо.