Часть 5

Первая мировая война. Шовинизм и позиция Ленина. Агитация в армии

Внезапное начало Первой мировой войны тут же спровоцировало кризис во Втором интернационале. Идя наперекор каждому решению, принятому Интернационалом, вожди германской, французской, британской и австрийской партий Второго интернационала выступили в поддержку своих представителей буржуазии и превратились в ярых шовинистов. Германская социал-демократическая печать призывала рабочий класс к «защите отечества». 3 августа вожди социал-демократической фракции рейхстага собрались, чтобы решить проблему голосования за военные кредиты. Уже на следующий день они вместе с буржуазией и юнкерами проголосовали за предоставление пяти миллиардов марок для военных целей. «Левые», которые днём ранее выступили против решения фракции, теперь формально голосовали «за» просто для сохранения фракционной дисциплины. Это обстоятельство прекрасно показывает вероломную роль реформизма и центризма, которые, несмотря на их радикальные фразы, в решающий момент прочно связываются с правым крылом. Они выполняют свою главную функцию – обеспечивать левое прикрытие для правых реформистов.

Во всех странах, втянутых в войну, вожди социал-демократии вошли в коалиционные правительства с представителями буржуазии. Они проповедовали доктрину «национального единства». Этот самый поверхностный из всех лозунгов был направлен на прекращение стачечного движения «на время войны». А налоги, взваленные на плечи рабочих и крестьян, преподносились как нечто, крайне необходимое для борьбы за окончательную победу. Газета «Форвертс» выступила с заявлением редакции, которое пообещало во время войны не публиковать статьи, отражающие классовую рознь и классовую ненависть. Социал-демократическая партия Германии, насчитывавшая в своих рядах два миллиона человек, считалась самой важной и авторитетной партией Второго интернационала. Именно предательство германской партии стало решающим. Другие партии, впрочем, тоже вели себя не лучшим образом.

31 июля 1914 года выступающий против войны французский социалист Жан Жорес был убит реакционерами. Четыре дня спустя вожди французской социал-демократии, как и их бельгийские коллеги, проголосовали за военные кредиты и вошли в коалиционное буржуазное правительство (своего рода «священный союз»). Лидер Лейбористской партии Великобритании Артур Хендерсон поступил аналогичным образом. Во Франции предательство активно поддержали профсоюзные вожди-синдикалисты, которые до войны демагогически призывали к всеобщей стачке, направленной против разжигания военных действий. Этот лозунг отвергался марксистами ещё задолго до 1914 года. Идея пацифистов и анархо-синдикалистов о всеобщей забастовке как о механизме для предотвращения войны не учитывает тот очевидный факт, что для всеобщей стачки требуются определённые условия. Ситуация, складывающаяся накануне той или иной войны, как правило, не подходит для такого развития событий. Если мы не говорим о всеобщей забастовке в рамках революционной ситуации, то есть о прелюдии к захвату власти пролетариатом, то не может быть и речи о стачке как средстве для предотвращения войны. В лучшем случае это – утопическая иллюзия, в худшем – возможность пустить пыль в глаза передовых рабочих, производя впечатление о радикальной политике, которая в действительности не является таковой. Троцкий отнёс этот вариант к «самому непродуманному и самому несчастному из всех возможных типов [всеобщей забастовки]»^[723].

«Отсюда вытекает: всеобщая стачка может встать в порядок дня как средство борьбы против мобилизации и войны только в том случае, – поясняет Троцкий, – если всё предшествующее развитие страны поставило революцию и вооружённое восстание в порядок дня. Взятая же как “специальное” средство борьбы против мобилизации, всеобщая стачка явится чистой авантюрой. Если оставить в стороне возможный, но всё же исключительный случай, когда правительство бросается в войну, чтобы спастись от непосредственно угрожающей революции, то останется как общее правило, что как раз до, во время и после мобилизации правительство чувствует себя наиболее сильным и, следовательно, наименее склонным позволить запугать себя всеобщей стачкой. Патриотические настроения, сопровождающие мобилизацию, в сочетании с военным террором делают само проведение всеобщей стачки, по общему правилу, безнадёжным. Наиболее отважные элементы, которые, не учтя обстановки, рванутся в борьбу, окажутся раздавленными. Поражение и частичное истребление авангарда надолго затруднит революционную работу в атмосфере недовольства, порождаемого войной. Вызванная искусственно стачка должна неизбежно оказаться путчем и помехой на пути революции»^[724].

Истинность этого утверждения была продемонстрирована в 1914 году, когда на следующий день после объявления войны анархо-синдикалистские вожди бросили лозунг всеобщей забастовки против войны и тут же смиренно разобрали свои портфели министров в правительстве «священного союза».

Официальные вожди социал-демократии всех воюющих держав легко были пойманы в ловушку, поскольку у них не было никаких оснований поощрять поддержку «своей» буржуазии. Как сказал однажды Клаузевиц, война есть продолжение политики иными средствами^[725]. Правое крыло рабочего движения в мирное время проводит пробуржуазную политику. Его сотрудничество с наиболее реакционными империалистическими кругами во время войны суть просто продолжение той же самой политики. Единственное различие заключается в том, что война непременно срывает с политических течений маски, обнажая их лицемерие и вскрывая их подлинную суть. Левые реформисты, к примеру представители мелкобуржуазных течений, беспокойно мечутся между буржуазной и пролетарской политикой, выражая своё смятение и беспомощность в политике отказа от всяких войн. Но серьёзные представители правящего класса в рабочем движении, которых американские социалисты окрестили «рабочими лейтенантами капитала», разумеется, одобряют войну. Вопрос лишь в том, какую именно империалистическую банду они поддерживают. Британские лейбористы, к примеру, поддержали короля и отечество в коалиции с Ллойд Джорджем и Черчиллем. Германские социал-демократы поддержали кайзера и реакционных юнкеров. Социал-демократы менее крупных капиталистических держав поддержали ту или иную сторону, отражающую зависимость своей буржуазии от германского или англо-французского империализма. Так, бельгийские социал-демократы поддержали Союзников, а нидерландские и скандинавские социал-демократы – Германию.

Незадолго до этого Старый Свет захлестнула волна патриотизма. Правящий класс воюющих стран располагал достаточными ресурсами для оболванивания и опьянения широких масс. Выдвигая тысячи аргументов и пользуясь энтузиазмом рабочих активистов, в начале войны буржуазия смогла дезориентировать даже значительное число организованных рабочих. Многие немецкие социал-демократы – не только вожди правого крыла, но и честные рабочие – были готовы оправдывать военные действия, по крайней мере, первое время. Они рассуждали так: если победит царь, то его казаки уничтожат социал-демократическую партию и профсоюзы, в том числе партийную печать и административные учреждения. Аналогичным образом рассуждал и простой французский рабочий: Пьер Ренодель, Марсель Кашен и другие призывали дать отпор кайзеру и его юнкерам и тем самым сохранить республику. Между тем проблемы и заботы простых немецких и французских рабочих – это одно, а трусость, лицемерие и цинизм вождей социалистических партий – совсем другое.

В отличие от широких масс, вождей социалистического движения нельзя упрекнуть в невежестве. Все они, осознавая военные цели воюющих держав, прекрасно понимали империалистический характер войны. Они ясно отдавали себе отчёт в том, что эта война шла отнюдь не для защиты того или иного отечества. Эта война велась исключительно за передел земного шара, за обладание рынками, сырьём и колониями, а также за перераспределение сферы влияния между Великобританией, Францией, Германией, Бельгией, Россией и Австро-Венгрией. Россия положила глаз на Турцию, именно этим был обусловлен конфликт царя и кайзера за контроль над Константинополем и турецкие проливы. Кроме того, Россия соперничала: с Турцией – за обладание Арменией, с Австро-Венгрией – за влияние на Балканах, с Италией – за подчинение Албании. Для Социалистического интернационала война, конечно, не стала неожиданностью. Целое десятилетие ведущие державы в той или иной степени готовились к войне. Поэтому вопрос о том, кто нанесёт первый удар, не имел большого значения.

Опасность войны обсуждалась неоднократно. На двух конгрессах Интернационала – в Штутгарте (1907) и Базеле (1912) – все социалистические партии мира торжественно клялись противостоять всякой попытке развязать империалистическую войну. На Штутгартском конгрессе была принята выдвинутая Лениным и Розой Люксембург поправка к проекту резолюции по вопросу о милитаризме и международных отношениях.

«В случае, если война всё же разразится, – говорилось в тексте поправки, – они [рабочий класс разных стран и его представители в парламентах] должны… стремиться всеми средствами к тому, чтобы использовать вызванный войной экономический и политический кризис для возбуждения народных масс и ускорить падение капиталистического классового господства»^[726].

Базельский конгресс, созванный в ответ на Балканскую войну, единогласно ратифицировал ранее принятое решение.

«Базельское решение было не хуже, а лучше штутгартского, – писал впоследствии Зиновьев. – Каждое его слово является пощёчиной для нынешней тактики “руководящих” партий 2-го Интернационала»^[727].

Потому что в решающий момент почти все социалистические партии предали социализм и дело рабочего класса. Против войны выступили только социалистические партии в России и Сербии. А итальянская партия заняла половинчатую позицию, не захотев ни сотрудничества, ни саботажа.

Подлинные социалисты старались найти рациональное объяснение тому, что произошло. События такого сокрушительного масштаба нельзя было объяснить только недостатками отдельных людей, хотя личные качества человека, несомненно, могут сыграть немаловажную роль, как в случае с той мужественной позицией, которую занял в Германии Карл Либкнехт. Ленин и Троцкий находили объяснение краху Второго интернационала в том длительном периоде капиталистического подъёма, который предшествовал Первой мировой войне. Массовые партии, входящие в состав Второго интернационала, складывались в эпоху полной занятости населения и повышения его уровня жизни, что отложило яркий отпечаток на политику «классового мира». Аналогичная ситуация сложилась в развитых капиталистических странах также в промежутке между 1948 и 1974 годами. В том и другом случае результаты были очень похожими. Маркс давно показал, что общественное бытие определяет общественное сознание. При описанных выше условиях вожди рабочего движения, как правило, склонны обособлять себя от рабочего класса. Проводя дни в тепличной атмосфере парламента или в глухих кабинетах профсоюзов, получив известные привилегии в повседневной жизни, лидеры рабочего движения постепенно меняли свои убеждения под давлением чужеродных классов.

Этот процесс, в свою очередь, отразился на росте ревизионизма – идейном направлении, утверждающем, что идеи Маркса и Энгельса устарели и потому должны быть пересмотрены. Взамен революционной политики они предлагали мирный парламентарный реформизм и градуализм. «Сегодня лучше, чем вчера, а завтра лучше, чем сегодня», – таков был лозунг ревизионистов. Медленно, мирно, постепенно они собирались реформировать капиталистическую систему, пока она незаметно не перерастёт в социализм. Какая прекрасная идея! Как практично, как экономично! Всякий нормальный человек, разумеется, был бы рад, если бы история вела нас по такой чудесной дороге к очаровательному будущему и не заставляла проводить долгие годы в упорной революционной борьбе. Но, к сожалению, рано или поздно все теории проходят испытание практикой. Мечты реформистов казались привлекательными вплоть до событий августа 1914 года. Все красивые иллюзии о мирном парламентаризме и постепенных изменениях развеялись как дым, как только европейская земля оросилась первой кровью, а в грязные, смрадные окопы хлынули отравляющие газы.