Книги

Ленин и Троцкий. Путь к власти

22
18
20
22
24
26
28
30

Куда большую опасность, как сразу понял Ленин, представляли замаскированные шовинисты, такие как Каутский, – бывшие левые, которые пользовались огромным авторитетом и прятали факт своего предательства за ширмой лицемерной «марксистской» софистики.

17 октября 1914 года Ленин писал Шляпникову:

«Плеханов, как Вам, кажись, уже писали, стал шовинистом-французом. У ликвидаторов, видимо, разброд. Алексинский, говорят, франкофил… Похоже на то, что средней линией всего “брюссельского блока” гг. ликвидаторов с Алексинским и Плехановым будет приспособление к Каутскому, который теперь вреднее всех. До того опасна и подла его софистика, прикрывающая самыми гладкими и прилизанными фразами пакости оппортунистов (в “Neue Zeit”). Оппортунисты – зло явное. “Центр” немецкий с Каутским во главе – зло прикрытое, дипломатически подкрашенное, засоряющее глаза, ум и совесть рабочих, опасное всего более. Наша задача теперь – безусловная и открытая борьба с оппортунизмом международным и с его прикрывателями (Каутский)»[734].

Находясь под давлением большевиков, российские меньшевики фактически стояли левее большинства других групп в Интернационале. Изначально они заняли, по сути дела, центристскую позицию, но вскоре разделились на два лагеря. Большая часть меньшевиков стояла ближе к центристу Каутскому, чем к Плеханову. На протяжении всей войны, резко контрастируя с точкой зрения Плеханова, они призывали меньшевистскую фракцию в парламенте голосовать против военных кредитов и выражали противоречивое отношение к вопросу об обороне. Организационный комитет меньшевиков, избранный в августе 1912 года и возглавляемый П. Б. Аксельродом, присоединился к неоднозначной (каутскианской) оценке мировой войны и, как всегда, призывал к «единству» всех социал-демократов, даже Плеханова и Алексинского. Комитет поддерживал думскую фракцию меньшевиков, которая хотя и не смогла изначально противостоять войне, но затем выступала против военных кредитов.

Спустя три дня после столкновения с Плехановым, в том же помещении, где выступал Георгий Валентинович – в Maison du Peuple (в Народном доме), – Ленин прочитал свой доклад.

«Зал был битком набит, – пишет Крупская. – Доклад вышел очень удачным, Ильич был в приподнятом, боевом настроении. Он развил полностью свой взгляд на войну как на войну империалистскую. В докладе Владимир Ильич отметил, что в России уже вышел листок ЦК против войны, что такой же листок выпустила кавказская организация и некоторые другие. Ильич в докладе указывал на то, что сейчас лучшей социалистической газетой в Европе является “Голос”, где писал Мартов. “Чем чаще и сильнее я расходился с Мартовым, – говорил Ильич, – тем определённее я должен сказать, что этот писатель делает теперь именно то, что должен делать социал-демократ. Он критикует своё правительство, он разоблачает свою буржуазию, он ругает своих министров”»[735].

Мартов стоял слева от большинства меньшевиков на протяжении всей Первой мировой войны. Левое крыло меньшевиков было представлено в Петрограде Центральной инициативной группой, которая с августа 1914 года защищала радикальную интернационалистскую антивоенную позицию. Поначалу казалось, что Мартов движется в направлении большевизма не только в своём интернационализме, но и в отношении оппозиции к блокам с либералами.

«В противовес большей части меньшевиков, – пишет Роберт Маккин, – они [меньшевики-интернационалисты] категорически отказались признать “реакционную” и “антинародную” буржуазию в качестве союзника рабочего класса»[736].

Это вселило в Ленина надежду на скорый союз со своим старым товарищем Мартовым, к которому он испытывал глубокую привязанность вплоть до конца своих дней. Но, как это уже неоднократно бывало, Мартов остановился на полпути и прекратил борьбу с Каутским. Как бы то ни было, Мартов и его группа, меньшевики-интернационалисты, несмотря на известную непоследовательность, во время войны прочно стояли на точке зрения интернационализма.

Некоторые вожди меньшевиков, к примеру депутаты Государственной думы Чхеидзе, Туляков и Скобелев, склонялись к позиции мартовцев. Они выступали за демократический мир без аннексий и позднее поставили подписи под резолюциями Циммервальдской конференции. Кроме того, они поддерживали восстановление прежнего Интернационала. Спустя какое-то время, с появлением Прогрессивного блока и началом столкновений между Государственной думой и Советом министров во главе с Горемыкиным летом 1915 года, трое этих парламентариев тешили себя иллюзиями (их, по-видимому, разделял и Мартов) о возможности замены третьеиюньской политической системы на демократическую республику. Последняя, в свою очередь, должна послужить стимулом для общеевропейского движения за мир. Реакционные последствия такого левореформистского пацифизма проявились только после Февраля 1917 года, когда меньшевики поддержали не только буржуазное Временное правительство, но и войну до победного конца.

Троцкий, который в тот момент формально не состоял ни в одной фракции, немедленно поднял революционный стяг интернационализма и посвятил много времени и сил агитации и пропаганде против войны и социал-шовинизма. Находясь в парижской эмиграции, он сумел сделать то, что не удалось никому из числа представителей российского интернационалистского течения. Благодаря активной поддержке своих друзей Монатта и Росмера, наиболее выдающихся французских вождей левого крыла, Троцкий основал ежедневную газету «Наше слово». Это издание, в котором также публиковались статьи Мартова и других интернационалистов, в особенности проживающих во Франции, сыграла важнейшую роль в кампании за проведение международной конференции, которая в итоге была созвана в Циммервальде. В исторической литературе сталинистов Троцкий той поры характеризуется как центрист. Это абсурд. Позиция Троцкого по вопросу о войне почти ничем не отличалась от аналогичной позиции Ленина. Тот факт, что Троцкий ещё официально не состоял в ленинских рядах, отражает не политические разногласия, а наследие полемики предыдущего периода. В действительности, несмотря на некоторые тактические расхождения и взаимную подозрительность, унаследованные из прошлого, большевики активно сотрудничали с «Нашим словом». Эта газета вела борьбу с империализмом вплоть до 1916 года, пока французское правительство не закрыло её. Случилось это так. На российском крейсере «Аскольд», базировавшемся в Тулоне, произошёл взрыв. У матросов, подозреваемых в случившемся, были якобы обнаружены экземпляры «Нашего слова», чем был дан материал для обвинения газеты в разложении армии.

Как всегда, Ленина и Троцкого разделяла не политическая линия, а вопрос о партийном единстве. Принимая во внимание те огромные трудности, которые стояли перед революционным интернационалистическим крылом, Троцкий считал первоочередной задачей объединение всех элементов, которые поддерживали точку зрения интернационализма. В их числе были не только большевики, но и меньшевики-интернационалисты, такие как Мартов, которые с самого начала войны твёрдо выступили против социал-шовинизма. В действительности было много людей, разделявших подобные взгляды, и большая их часть позднее присоединилась к партии большевиков, сыграв немаловажную роль в истории. Наиболее яркий пример – Межрайонная группа (межрайонцы) в Петрограде. Другой пример – Анатолий Васильевич Луначарский, будущий народный комиссар просвещения РСФСР. Он тоже сотрудничал с «Нашим словом» и вспоминает не только усилия Троцкого, приложенные к достижению единства всех подлинно интернационалистических элементов, но и колебания таких людей, как Мартов, которые хоть и стояли на позициях интернационализма, но не делали из этого всех необходимых выводов.

«Нам искренне хотелось действительно на новой почве интернационализма наладить полное объединение всего нашего фронта от Ленина до Мартова, – пишет Луначарский. – Я ораторствовал за это самым энергичным образом и был в некоторой мере инициатором лозунга “Долой оборонцев! Да здравствует единение всех интернационалистов!” Троцкий вполне к этому присоединился. Это лежало в давних его мечтах и как бы оправдывало всю его предшествовавшую линию.

С большевиками у нас не было никаких разногласий, по крайней мере крупных; с меньшевиками же дело шло худо: Троцкий всеми мерами старался убедить Мартова отказаться от связи с оборонцами. Заседания редакции превращались в длиннейшие дискуссии, во время которых Мартов с изумительной гибкостью ума, почти с каким-то софистическим пронырством избегал прямого ответа на то, рвёт ли он со своими оборонцами, а Троцкий наступал на него порою очень гневно. Дело дошло до почти абсолютного разрыва между Троцким и Мартовым, к которому, между прочим, как к политическому уму, Троцкий всегда относился с огромным уважением, а вместе с тем между нами, левыми интернационалистами, и мартовской группой»[737].

Так называемый Междурайонный комитет («межрайонка») играл важную роль в ходе Первой мировой войны, и эта роль недооценена историками. Межрайонцы, как называли членов этого комитета, заявили о себе ещё в конце 1913 года. Тогда по инициативе 23-летнего большевика К. К. Юренева, экс-депутата III Государственной думы от Перми Н. М. Егорова и рабочего-металлиста М. А. Новосёлова, члена Союза металлистов на Васильевском острове, большевика с 1906 года, была создана Междурайонная комиссия РСДРП. Она ставила целью «воссоединение снизу всех революционных социал-демократов» (то есть большевиков и меньшевиков-партийцев) и ведение партийной агитации в армии. С самого начала межрайонцы заняли принципиальную позицию по отношению к войне. На собрании 20 июля 1914 года межрайонцы независимо от большевиков тоже приняли лозунг «Война с войной».

«В течение первых шести месяцев после начала боевых действий наиболее “успешной” революционной фракцией была “межрайонка”, – отмечает Роберт Маккин. – После августовских беспорядков 1914 года на Васильевском острове сохранился межпартийный стачечный комитет. Через некоторое время, осенью того же года, на его основе был создан нелегальный социал-демократический районный комитет, который придерживался платформы межрайонцев. Его ячейки функционировали на одиннадцати предприятиях, в том числе на заводе «Сименс-Шуккерт» и Трубочном заводе. В октябре в Городском районе Петрограда возникла особая группа, а на нескольких заводах и фабриках Петроградской стороны (среди которых завод Лангензипена и машиностроительный завод) начали работу специальные кружки. В Нарвской заставе, где межрайонцев не было до войны, большевики и меньшевики-партийцы создали комитет, в который вошли 130 человек, в основном рабочих Путиловского завода. В ноябре эта автономная организация проголосовала за присоединение к “межрайонке”. У межрайонцев была своя типография, в которой были отпечатаны пять листовок и один номер нелегального журнала “Вперёд”. Однако межрайонцам никак не удавалось проникнуть в Невский и Выборгский районы. Поскольку Межрайонный комитет считал армию ключом к успеху революции, была создана военно-пропагандистская группа, которая выпускала листовки для солдат. Но отдельных ячеек в петроградских воинских частях у комитета так и не появилось.

К концу года в рядах межрайонцев было уже 300 человек. В руководстве Межрайонного комитета, если проанализировать его состав, задавали тон три основных группы: студенты, квалифицированные рабочие-металлисты и работники типографий. Расширение организации, однако, вскоре привлекло внимание органов государственной безопасности. В начале февраля 1915 года широкая волна арестов едва не уничтожила Межрайонный комитет, на несколько месяцев парализовав его работу»[738].

В 1917 году межрайонцы, в том числе Лев Троцкий, присоединились к партии большевиков и сыграли, как мы увидим позднее, немаловажную роль.

Позиция Ленина

Среди печатных трудов Ленина, пожалуй, не найдётся других столь превратно понятых и истолкованных работ, как его сочинения о войне. На протяжении Первой мировой войны Ленин ушёл в своих взглядах далеко влево. Некоторым людям, даже среди большевиков, позиция Ленина представлялась в то время едва ли не леворадикальной. Резкость некоторых его формулировок провоцировала горячие споры, и некоторые выражения со временем приходилось смягчать или вообще выносить за скобки. Получившиеся в результате разногласия не позволили Ленину объединиться со многими подлинно интернационалистическими элементами. Тому были причины. Крах Второго интернационала застал Ленина врасплох. Как только он понял суть проблемы, он пришёл к выводу, что необходим полный разрыв не только с социал-шовинистами правого крыла, но и с так называемыми левыми (Каутский, Хаасе, Ледебур). Революционное крыло, обособленное и дезориентированное в первую очередь, столкнулось с трудной задачей. Недостаточно просто «сломать социал-шовинизм» на словах. Необходимо было заручиться поддержкой масс в отношении программы подлинного интернационализма. Но донести это до широких масс было очень сложно. Поэтому работа революционных интернационалистов сводилась тогда в основном к переподготовке кадров в небольших кружках и ожиданию перемен.

Трудно представить себе, какой деморализующий эффект оказало на революционное движение предательство Второго интернационала. Ничего подобного в истории движения ещё никогда не случалось. Рабочий авангард повсюду был застигнут врасплох. Некоторое время царила неразбериха, а затем интернационалисты постепенно перегруппировались и перешли к сопротивлению. Ленину предстояло перевоспитать кадры таким образом, чтобы вселить в них бескомпромиссный дух борьбы с социал-шовинистическим ядом. Предательство вождей Социалистического интернационала в августе 1914 года грянуло как гром среди ясного неба. Поведение вождей социал-демократической фракции при голосовании в рейхстаге за военные кредиты было настолько неожиданным, что Ленин, прочитав об этом в официальном органе германской партии «Форвертс», просто отказался верить своим глазам, расценив статью как провокацию со стороны Генерального штаба Германии. И он был далеко не одинок в такой оценке событий. На Циммервальдской конференции Троцкий вспоминал: «Мы думали, что номер “Форвертс” от 4 августа выпущен германским Генеральным штабом»[739].