Какая дикая, свирепая боль… Некоторое время Ханс думал, что сам и является ею. Она занимала все внутреннее пространство, а о существовании внешнего он вспомнил не сразу. Мир стучался к нему неясными звуками, запахами и прикосновениями. Когда через жалюзи пробивался солнечный луч и не спеша полз по неподвижному телу, то появлялось ощущение тепла, словно намекая, что не все является болью. Но знаки были слабыми и практически неразличимыми на фоне постоянной и отупляющей муки.

Боль будто выиграла решающую битву за место в сознании и теперь безраздельно царила, наслаждаясь силой и властью. Разум пугливо сжался в комочек и прятался где-то в тенях, оставив поле боя ужасному монстру. И теперь тот отплясывал ритуальный танец страдания на обнаженных нервах.

И все же поначалу смутные, но все более частые обрывки воспоминаний потихоньку расшатывали тяжелые камни небытия. С большим трудом возвращалась способность думать. Та его часть, что помнила себя Хансом, наконец вышла из мрака забвения.

Память вернулась. Она прекрасно сохранила последние секунды битвы. Аня, трефолк, падение и вспыхнувшее понимание, что сейчас он умрет. Насовсем. Навсегда. И тогда не будет даже того, кто смог бы зафиксировать, воспринять эту немыслимую, леденящую разум, вечность. Но если он мыслит, он жив. Это еще не конец.

Неподъемные веки казались крепостными воротами, сквозь щель меж которыми пробивался свет. За ними угадывался шумный, беспокойный и очень знакомый мир, с нетерпением ждавший его возвращения. И распахивать в него дверь было не только тяжело, но и страшно.

Послышался какой-то шум, но звук звучал неясно и гулко. Ханс открыл глаза, но тут же закрыл: слишком болезненным оказался свет. Пришлось зажмуриться и отступить в тень. Но, видимо, он выдал себя.

— Очнулся! — причудливым эхом в голове зазвучал чей-то голос. — Ханс! Видишь меня? — настойчиво забубнило расплывчатое пятно с тройным радужным контуром. — Мигни, если понимаешь!

Хансу пришлось мигнуть. Раз его нашли, то уже не оставят в покое. Возникло ощущение «дежавю», словно он не раз вот так же выходил из беспамятства. В уме держалась странная уверенность, что это же переживание обязательно возникнет и в будущем. Как будто он серьезно ошибся, когда-то свернув в лабиринт, а теперь вынужден проходить надоевший поворот снова и снова. Связанный с одними и теми же людьми, поставленный в почти те же самые обстоятельства…

Маячившее перед ним пятно обрело четкие очертания, превратившись в сосредоточенное женское лицо. Что-то неуловимо знакомое. Волосы цвета меди собраны в тяжелый пучок на затылке. Высокие скулы, идеальная кожа. Выразительные серые глаза и пушистые ресницы. Ухоженные длинные пальцы держали тонкий фонарик. Красавица бесцеремонно направила пучок яркого света ему на зрачок.

Сколько можно слепить? Ханс болезненно поморщился и попытался оттолкнуть ее, но не смог. Похоже, руки надежно связаны. В носу сильно чесалось. Из ноздрей тянулась пара прозрачных трубок, а к аппаратуре на столе — пучки подозрительных проводов. Ноги он не чувствовал совсем. Даже не мог оценить положение собственного тела в пространстве. Может быть, его голову пересадили куда-то? По крайней мере, она была тем единственным, что Ханс хорошо ощущал, поскольку не переставала болеть. Но вот что с остальным? Куда он попал? Где Мири?

Вместо нее на ум почему-то пришла Аня, танцующая в лучах разноцветного света. Ангел! Она была настоящим ангелом. Кто еще мог так выглядеть? А потом люди вдруг обезумели и полезли наверх! Откуда-то к нему тогда пришло понимание, что их надо обязательно остановить. Нельзя им дать до нее даже дотронуться! Ни капли сомнений, ни тени колебания, да и мыслей-то никаких. Сейчас казалось, что его мозг в тот момент вообще не работал, но Ханс был твердо убежден, что все делает правильно. Какое-то наваждение… Он словно спасал сам себя!

— Я вколола успокаивающее. Все хорошо, но вам надо отдохнуть. А завтра… — последние слова Ханс почти не расслышал, провалившись в уютную темноту. Там было так хорошо и спокойно…

Ему приснился тяжелый и беспокойный сон. Он то лежал на мраморном жертвенном алтаре, то сражался с мечом в руке против гигантского богомола, то стоял неподвижно, а вокруг бурлила людская река. Кто-то от него чего-то хотел, кто-то бросал оценивающий или равнодушный взгляд и беззвучно скользил мимо, чтобы больше никогда с ним не встретиться. Но там стояли две девушки, которых Ханс не мог не заметить.

Аня и Мириа — они всегда смотрели только на него и молчали, а человеческий поток подталкивал их к нему ближе и ближе, словно к центру огромной воронки. Когда же он сам бежал к ним, то они отдалялись и пропадали в толпе. Какая-то невидимая сила не давала им сблизиться. В последний момент он неизбежно сталкивался с каким-нибудь препятствием.

В конце концов, Ханс почти догнал девушек на карнавале. Смеясь, они скрылись в ветвях трефолка и теперь призывно и многообещающе улыбались ему сверху, то сливаясь, то меняясь местами. Он полез к ним, но бутафорское дерево обмотали колючей проволокой и утыкали стальными ножами, и он оставлял на них куски плоти.

Превозмогая дикую боль, Ханс продолжал ползти к манящим красавицам, поощрявшим его призывными взглядами. Когда же он добрался, то вместо награды его в гнезде ждали две уродливые и кровожадные гарпии, радостно пожравшие то немногое, что от него еще оставалось…

И снова поток людей, и в нем опять мелькали лица Ани и Мири. Ханс доверчиво устремлялся за ними, но все повторялось. «Ты найдешь меня? Обещаешь?» — кричали они ему. И он обещал, и залезал на дерево снова и снова, до тех пор, пока все не слилось в бессмысленный ком интриг и событий. Там причудливо переплелись его надежды и страхи, дикая боль и предвкушение невероятного наслаждения, которого так и не суждено достичь…

— Вы слышите меня? — откуда-то издалека кричал женский голос.

Ханс с облегчением понял, что жуткий сон кончился. По крайней мере, на какое-то время. Но не ждет ли его еще более страшный?

На него смотрела все та же девушка в коротком белом халатике, которую он уже видел вчера. А может, не вчера? Неделю назад или даже год? Кто знает, сколько он здесь провалялся? Недавний кошмар показался бесконечным.