Словно их и не было…
13. Бог
Отсюда, из кольцевого коридора, опоясывавшего базу, где когда-то в любое время суток толпился народ, любуясь Юпитером, старт «Тахмасиба» был столь же прекрасно виден. Нелепая пятиногая черепаха фотонного прямоточника тяжело поднималась на огненных колоннах ионно-импульсных движителей. Завершив, Нить отстранилась. Червоточин провел ладонью по магнитной застежке, положил ладонь на макушку так и оставшейся стоять на коленях девушки:
– И все-таки они вертятся…
– О чем ты? – Нить перевела взгляд на своего повелителя и вновь ей почудилось, будто у него нет головы, а на ее месте клубится нечто черное, непроницаемое, жуткое.
– О словах Галилея, он их произнес, когда его хотели заставить отказаться от открытия спутников Юпитера, – улыбнулся кончиками рта Червоточин.
– Ты… ты… – Нить поколебалась. Но продолжила: – Ты путаешь. Ты снова все путаешь. Он сказал это про Землю! Что она не покоится на трех слонах и черепахе, а вращается вокруг своей оси, а еще вокруг Солнца.
– Благодарю за урок истории, в котором я не нуждаюсь, – желчно произнес Червоточин.
– Прости. – Нить поднялась и тоже посмотрела на стартующий планетолет. К этому времени он превратился в ослепительную звезду, соперницу по яркости с крошечным Солнцем. Юпитер заслонял почти весь небосвод, и казалось, что траектория корабля пролегает в экзосферу газового гиганта. Туда, где царил атмосферный хаос, не уступающий солнечному, и Нить подумала, что эта планета завидует своему светилу. Сложись эволюция Солнечной системы иначе, на месте газовых гигантов могла сформироваться полноценная звезда – тусклый карлик класса М, столь неторопливо расходующий запасы водорода, что дотянул бы до той поры, когда Солнце эволюционировало в красного гиганта и поглотило двойника. Солнечная система с ее одиночным главным светилом – исключение в обширной статистической выборке планетных систем в Галактике. Звезды предпочитали рождаться по двое, по трое, нежели по одиночке.
– Ты думаешь о том же, о чем и я? – спросил Червоточин. – Наверное, не стоит их отпускать вот так, не попрощавшись? Это вопиющее нарушение кодекса гостеприимства. Как комиссар, я сам себе вынесу строгое предупреждение.
– Отпусти их, – попросила Нить.
– Если бы они оставили анклав здесь, им ничего не стоило сбежать. Но какой бог без сотворения человечества?
– Позволь им убежать от тебя, Минотавр.
– Скверно ты знаешь мифологию, – усмехнулся Червоточин. – Минотавр не может никого отпустить, это противоречит природе чудовища. Минотавра надобно убить, убежать от него невозможно. И знаешь, кто настоящий Минотавр, заключенный в лабиринт?
Нить прикусила губу с такой силой, что выступила капелька крови, а глаза наполнились слезами.
Червоточин взял ее за подбородок, вздернул, чтобы девушка посмотрела на него – не отводя взгляда, и сказал:
– Лабиринт – вот кто настоящий Минотавр, поглощающий всякого, кто попадает в его коридоры. А Минотавр… Минотавр всего лишь падальщик, прибирающий остатки пищи за своим повелителем. Глупцы, что думают, будто в лабиринте они могут найти выход, даже с помощью прямоточного фотонного привода. – Червоточин приобнял Нить, подтолкнул ее к стеклу, что отделяло кольцевой коридор базы от поверхности Амальтеи, вытянул руку и приложил растопыренную ладонь к поверхности. А потом потянул зажмурившуюся от ужаса Нить за собой, дальше, вперед, туда, где не могло быть ничего иного, кроме мерзлого комка снега со льдом.
«Тахмасиб» качнулся, словно он был не тяжелым фотонным прямоточником, а утлой лодочкой, в которую с берега прыгнул рыцарь в полной боевой выкладке – кольчуге, панцире, со щитом и двуручным мечом. И, возможно, даже на коне. Корнелий при всем желании не смог отыскать, откуда произросла в затуманенном перегрузкой сознании подобная метафора. Вполне возможно, именно лишний десяток «же» и стал ее источником. Фотонный движитель выходил на рабочую тягу, но Юпитер по-прежнему крепко стискивал в объятиях нежданную добычу. Приборы неумолимо показывали, что планетолет погружается в экзосферу газового гиганта. Если бы Корнелий нашел силы всмотреться в обзорный экран, он несомненно увидел, как ближе становится облачный слой планеты, эти гигантские кучевые облака всех леденцовых оттенков, которые хотелось бы лизнуть, сложись обстоятельства иначе. Каждое облако величиной с Землю или, по крайней мере, с Луну. И ослепляющая звездочка «Тахмасиб» по сравнению с ними не больше булавочной головки. Океан водородно-гелиевой смеси – неиссякаемый источник фотонной тяги, но по иронии планетолет, как Мюнхгаузен, пытался вытащить себя за волосы из болота, однако в отличие от бравого барона, с гораздо меньшим успехом.
– Падение на Юпитер – не есть ли это гипостазированная метафора приближения к божеству? Взгляни на них, дитя, – с легкой иронией указал на распростертые в ложементах тела Червоточин. – Не есть ли их положение воплощением метафоры общего состояния человечества? На заре восхождения к высотам разума оно получило благовесть, весть, переданную ей ценой собственного существования цивилизацией-предшественницей. А та в свою очередь получила ее от иной, прежде погибшей цивилизации-предшественницы и развивала благовесть миллионы лет своего существования. Но в отличие от этой эстафеты на миллиарды лет, уводящей к пределам Большого взрыва, а может и за его пределы, от благовести отказавшейся, объявив ее всего лишь одной из форм заблуждения, суеверия, первобытного мифологического мышления!
– Что… – прохрипел с неимоверным усилием Корнелий, чувствуя – еще немного, еще каких-нибудь десятых долей «же», и организм не выдержит, начнут рваться сосуды, а кровь сворачиваться.