– Будь я проклят!

****

Он смотрел на подходящих к ним людей.

Это был «сенатор», а рядом с ним, к своему немалому удивлению, капитан увидел колдуна из племени мандинка и Олибу, главную жену вождя Драаго. Они подошли ближе и остановились. Капитан отдал нож Жуану и поклонился пришедшим настороженно. Он был совершенно сбит с толку.

Матросы, Платон и мистер Трелони потянулись за мушкетами. Капитан глянул на Платона и предостерегающе поднял запачканную кровью руку, останавливая своих людей. Дон Родригу, отмахиваясь руками от назойливых мух, слетевшихся на тушу льва, сделал несколько шагов вперёд, поклонился и замер. Да и все в лагере вскочили на ноги, даже пленники.

И тут «сенатор» заговорил:

– Я позвал сюда своих соседей, потому, что на рассвете мои воины нашли вождя Драаго. Здесь, неподалёку. Вождь мёртв, и его тело сейчас принесут сюда.

«Сенатор» замолчал, дон Родригу стал переводить. Услышав о случившемся, капитан оцепенел, как громом поражённый, не зная, что и думать. Он растерянно посмотрел на Олибу. Она смотрела на него, не отрываясь, но в её глазах капитан не увидел горечи. Колдун стоял молча, посматривая на капитана, на Платона, на лежащего доктора и на мистера Трелони, держащего руку доктора в своей руке. Наконец, взгляд колдуна окончательно остановился на капитане.

И в голове у капитана опять понеслись, накатив неизвестно откуда, странные мысли, а впрочем, он уже даже стал привыкать к этому и даже название этому своему явлению придумал: те чужие мысли, что у него бились иногда в мозгу, он называл про себя «олиба», потому что первый раз он испытал это именно в присутствии главной жены вождя Драаго.

Дыхание у капитана в этот раз не перехватывало, и холодный или горячий пот его не прошибал. Он просто почему-то стал мучительно тяжело, но очень быстро, буквально захлёбываясь мыслями, думать о коварных, страшных львах и сильных ушибах головы, о свирепых зебрах и обманщицах-гиенах, о влюблённых жёнах, о вероломных соратниках вождей и о самих глупых вождях. Причём о глупых вождях капитан думал с этакой лёгкой усмешкой, снисходительной от осознания ценности собственного возраста, ума и опыта сакральных знаний… «Ну, не знаю, как насчёт сакральных знаний и опыта, – тут же всполошено ринулся капитан мыслью в сторону, – а вот ценности возраста у меня точно нет»… Он опять, уже потрясённо, посмотрел на колдуна и уловил его метнувшийся от себя взгляд и кривую усмешку, которая, впрочем, тут же погасла: в следующий миг колдун стоял спокойно и смотрел в землю… «Померещилось», – подумал капитан.

И тут два дюжих туземца принесли на носилках вождя Драаго и положили его у ног Олибы. Вождь почему-то был совсем голый, если не считать грязной тряпки, прикрывающей его чресла. Лицо его было окровавлено. На голове его была туго, по самые уши напялена отвратительно оскаленная морда гиены, вождь словно бы сросся с нею, и эта морда пушистым загривком переходила в гиенью шкуру, на которой вождь сейчас, собственно, и покоился, подмяв её спиной под себя, то есть, под своё, теперь уже мёртвое тело, нестерпимо пахнущее гиеной.

Мистер Трелони бережно опустил руку доктора, вскочил с места и подошёл к капитану.

– Сейчас будет «опрос покойного», – зашептал он капитану на ухо. – Вы ещё не видели… Приготовьтесь получить удовольствие…

– Я готов, – ответил капитан и жёстко посмотрел на колдуна.

Колдун ответил ему таким же твёрдым взглядом.

Но «опроса покойного» не было, туземцы вместе с колдуном и Олибой удалились со своей скорбной ношей. Остался только «сенатор». Он посмотрел на капитана и что-то сказал.

– Он говорит, что заберёт шкуру льва и поможет вам её сохранить, – перевёл дон Родригу.

Капитан согласно кивнул… «Ну и чёрт с ней, с этой шкурой, – подумал он. – Не до неё сейчас»… Он чувствовал неимоверную горечь в душе, усталость во всём теле и тяжесть в голове и груди. Сенатор со своими воинами, свернув сырую львиную шкуру, ушли.

– Я пошёл искать табеле, – сказал Платон капитану. – Недалеко… Вон туда, на опушку…

– Возьми с собой трёх человек, – глухо сказал капитан и повернулся опять к лежащему на земле доктору Леггу.