Она прокляла Треску, превратив его в уродливого великана, за убийство оленя, и прокляла нас с Окунем за то, что мы не остановили брата.

– Как-то это несправедливо, – заметила Алиса. – Вы же спали, когда он ушел, а до того предупреждали его много раз.

– Да о справедливости и речи не шло. Просто Белая Королева хотела, чтобы в ее лесу было три великана – и позаботилась о том, чтобы заполучить их.

– Тогда почему она не превратила, например, трех улиток в трех великанов, и дело с концом? Зачем все эти ухищрения?

Впрочем, Алиса и так уже знала ответ. Почему любой волшебник творит такие вещи? Для собственного удовольствия – как тогда, когда Чеширский отправил их с Тесаком в свой лабиринт, или чтобы исполнить какой-нибудь древний и непонятный закон магии. А может, Королеве просто захотелось посмотреть, что будет, если она обманом заставит трех фермеров нарушить ее правила.

– Самое худшее в этом проклятье даже не то, как мы выглядим, – продолжил Судак, указав на собственное тело. – Хуже всего жажда.

Алиса слегка поежилась, и рука ее сама собой потянулась к ножу, который дала ей Бесс – давным-давно, еще в Городе. Ножа не было.

Алиса запаниковала. Наверное, оружие выпало из кармана, когда Треска или Судак перевернули ее вверх тормашками. К счастью, она не потеряла мешок (и Бармаглота), но без ножа чувствовала себя уязвимой. Слишком часто этот маленький клинок защищал жизнь Алисы, а магия, которой она не умела пользоваться, едва ли выручит ее в опасной ситуации.

Судак крякнул, и Алиса поняла, что он уже долго молчит, видимо, ожидая, что она спросит, о какой «жажде» идет речь.

Но ведь не зря после его слов Алиса сразу вспомнила о своем ноже. Вспомнила потому, что не нуждалась в объяснениях Судака. В конце концов, Треска едва не сожрал ее.

– Она никогда не проходит, – сказал Судак. – Неважно, сколько овец, или оленей, или рыбы я отправляю в желудок. Никогда я не чувствую себя по-настоящему сытым, если не съем несколько путников.

Алиса бросила взгляд на ветви ближайшего дерева, прикидывая, сможет ли перепрыгнуть с плеча великана на сук так, чтобы не промахнуться и не шлепнуться на землю.

Судак, правильно истолковав телодвижения Алисы, успокаивающе вскинул руку:

– Но вам не нужно бояться меня, мисс Алиса, совсем не нужно. Ибо законы Белой Королевы гласят, что есть можно только злых и порочных – убийц, браконьеров, воров. А вы и ваш спутник были первыми людьми, которые вошли в деревню и заплатили за то, что взяли. Так что нам запрещено вас есть, и Треска это знает. Просто он не в силах удержаться, когда видит то, что хочет заполучить.

Судак умолк, видимо понимая, что этого объяснения недостаточно для того, чтобы оправдать брата.

– И Королева накажет вас всех, если кто-то из вас вновь нарушит ее законы, – сказала Алиса.

– Треска говорит, что не знает, может ли она сделать хуже того, что уже сделала, но я уверен: уж что-нибудь да придумает.

– В следующий раз она может убить вас.

– Смерть была бы облегчением, мисс Алиса, правду вам говорю. Я живу уже около восьми сотен лет. И все это время я пытался бросаться с высоких скал, опускался на дно озера и даже перерезал себе глотку.

Он показал на толстый рубец, которого Алиса до сих пор не замечала. Шрам, точно чудовищный горный кряж, тянулся от одной ключицы гиганта до другой.