«Отставка» Е.И. Нелидовой действительно свидетельствовала о серьезных изменениях и во взглядах Павла I, и в положении двора в целом. Екатерина Ивановна была не просто фавориткой. Она была другом Павла Петровича. Именно поэтому некоторые мемуаристы указывают на исключительно платонический характер их отношений[153]. Очевидно, что рождение десятерых детей делало периодически недоступными прелести Марии Федоровны для Павла Петровича. Но не это главное. Нелидова вела себя с Павлом I на равных, при этом не оскорбляя своим поведением императрицу. Появление Анны Лопухиной в корне изменило эту ситуацию. Здесь уже не было никаких разговоров о платонических чувствах. Анна Лопухина «неотступно следует за императором и „шепчет“ о своих чувствах и восхищении…», однако она и не стремится усмирить гневные порывы императора Павла I.
Выбор Анны Петровны Лопухиной в качестве фаворитки говорит сам за себя: вместо «подруги» Нелидовой – «обожательница» Лопухина. Однако Павлу I необходима была только «муза» и любовница, которая ни в коем случае не вмешивалась бы в политику. На одном из балов в Москве в 1788 г. Павел I обратил внимание на Анну Лопухину, и услужливый Кутайсов тут же рассказал императору, что юная дева уже давно влюблена в монарха, так как увидела его еще на коронации. Кутайсов недолюбливал независимую Нелидову и был рад возможности отодвинуть ее от двора, что в итоге и произошло. Теперь можно было воздействовать на Павла через Анну Лопухину, которая не призывала к разуму вспыльчивого монарха, а только плакала и надувала губки. Осуждая Екатерину II за фаворитизм, Павел Петрович сам демонстрировал худшие его образцы. Павел I публично, по-рыцарски, преклонялся перед Анной Лопухиной: при строительстве Михайловского замка Павел I велит выкрасить его в светло-коричневый цвет, как любимые перчатки Анны, называет «Благодатью» в ее честь боевые корабли. При этом Павел I устраивает своей фаворитке свадьбу с Павлом Гагариным, чтобы обеспечить ее будущее. Анна Лопухина-Гагарина приобретает статус статс-дамы, что еще больше укрепляет ее положение при дворе. Ей отводят покои в только что построенном Михайловском замке, которые были соединены с покоями императора специальной лестницей.
Говорить и писать о семье императора Павла I крайне сложно. Как известно, жениться по любви не может ни один король, и принц, конечно, тоже. Был ли в этом смысле исключением Павел Петрович? Он был дважды женат и оба раза как будто по любви. Число рожденных во втором браке сыновей существенно укрепило династию. Про фавориток Павла Петровича говорили, что их с великим князем и монархом связывали исключительно платонические отношения! Как все это не характерно для «галантного» XVIII в.! Вторая супруга императора Павла I родила ему десять детей, только один из которых умер в младенчестве. Мария Федоровна во всем следовала за супругом, она не была замешана в интригах. Ее даже не посвятили в заговор 11 марта, так как не были уверены в ее реакции, хотя между супругами было уже полное охлаждение. Марию Федоровну оскорбляло и пугало откровенное предпочтение Лопухиной (Гагариной). Последствия могли быть непредсказуемы.
Охлаждение императора в 1800 г. к своей семье стало серьезным обстоятельством, породившим нервозность в столичном обществе, и одной из причин заговора против Павла I. В 1799 г. в Россию приехал десятилетний принц Евгений Вюртембергский, который стал маленьким фаворитом Павла. В конце 1800 г. император даже захотел его усыновить. Вероятнее всего, это был минутный порыв рыцарской души Павла I, но в Петербурге тут же распространился слух, что император решил сделать принца Евгения наследником российского престола в обход своих сыновей. Были и другие версии о незавидной судьбе цесаревича Александра. Например, подпоручик лейб-гвардии Семеновского полка М. Леонтьев так описывал циркулирующие слухи: «…Говорили, и с великой уверенностью, что Павел I намерен вскоре развестись с императрицей и жениться на Гагариной, что вся императорская фамилия развезется по монастырям, наследник посадится в крепость и объявятся наследниками трона будущие дети его и Гагариной»[154]. Конечно, это были только слухи, однако, учитывая переменчивый характер Павла I, у его подданных, включая старшего сына и наследника престола, были все основания опасаться, что эти слухи могут иметь под собой реальную основу.
Император, особо не задумываясь, ссылал за весьма незначительные промахи своих наиболее преданных сторонников: князя А.Б. Куракина, А.А. Аракчеева и др., все они в той или иной степени испытали на себе его гнев и немилость, и, как следствие, не смогли защитить от заговора.
Глава 7
Политическая оппозиция императору Павлу I
Четырехлетнее царствование Павла I было весьма насыщено событиями: указы о преобразованиях в тех или иных областях следовали один за другим. Непоследовательная сословная политика, зигзаги во внешнеполитическом курсе вызвали недовольство в обществе, прежде всего в офицерской среде. В предыдущих главах изложены основные направления внутренней и внешней политики императора Павла. Как уже говорилось, он мало чем отличался от своих предшественников, однако дьявол, как известно, кроется в деталях: мелочная регламентация, отказ признавать заслуги прежнего царствования, тотальное недоверие к людям оказались для Павла I роковыми и привели к широкому распространению оппозиции.
Император Павел страшно боялся, что «зараза» Французской революции распространится в России. С этой целью было запрещено ношение жилетов, круглых шляп, сапог с отворотами, отложных воротничков и т. д. Далее, всем предписывалось употребление пудры для волос, сами волосы рекомендовалось зачесывать назад, а не на лоб. Эти указания были изданы 7 ноября (то есть на второй день правления Павла Петровича). Утром 8 ноября эти правила были обнародованы, и полиция принялась следить за их выполнением. Очевидец тех событий записал: «Человек двести полицейских солдат и драгун, разделенных на три или четыре партии, бегали по улицам и во исполнение повеления срывали с прохожих круглые шляпы и истребляли их до основания; у фраков отрезали отложные воротники, жилеты рвали по произволу… Кампания быстро и победоносно была окончена…»[155]
Конечно, подобное мероприятие породило ропот недовольства в Петербурге. Политическую подоплеку этих мероприятий мало кто понимал. Большинство усматривало в подобных распоряжениях нового монарха лишь неприятие всего, что связано с екатерининским царствованием или желание всем доказать собственную власть. Н.П. Панин писал: «Мы здесь живем как на каторге, я пытаюсь идти против течения, но силы мне отказывают, и скоро, вероятно, это течение отнесет меня в какие-нибудь места отдаленные… Счастлив тот, кто живет за 2000 верст отсюда. Каждый день появляется какой-нибудь запрет. То дело идет о шляпах, то о брюках. Не знаешь, что и одеть»[156].
В этом смысле весьма характерна история опалы П.В. Завадовского. Как известно, несмотря на то что началом своей карьеры он был обязан фавору у Екатерины II, в дальнейшем он проявил себя как грамотный политик. Во время правления императрицы Екатерины он был одним из организаторов банковского дела в России, занимался вопросами народного просвещения. В начале правления Павла I карьера П.В. Завадовского стала складываться еще успешнее: в день коронации 5 апреля 1797 г. император пожаловал Петру Васильевичу графское достоинство, орден Святого Андрея Первозванного и орден Анны I степени. Завадовский продолжил заседать в Совете при высочайшем дворе, Сенате и в Воспитательном обществе, управлять Заемным банком. В 1798 г. Завадовский был назначен главным директором Ассигнационного банка по личному распоряжению Павла I. 8 января 1799 г. ему был пожалован командорский крест Иоанна Иерусалимского, после чего Павел I посетил бал у Петра Васильевича. По тем временам это был высший знак монаршей милости. Но благосклонность императора Павла I, как известно, была переменчива, и уже 6 ноября 1799 г. Завадовский был уволен от службы и выслан из Петербурга в свое имение село Ляличи, где и пребывал до смерти Павла I. Причиной немилости стало присвоение секретарем Ассигнационного банка 7 тыс. руб., сумма для самого Завадовского весьма небольшая. Завадовский еще до разбирательства попросил разрешения ее вернуть. Павел I, разобравшись в ситуации и поняв, что вины Петра Васильевича нет, просил его остаться на службе. Но Завадовский решил не испытывать судьбу и оставался в деревне до смерти Павла I. Он не мог знать судьбы Павла, предвосхитить его близкую кончину, но свою решил не испытывать. И не он один.
Недовольство политикой императора Павла I высказывали не только приближенные к власти аристократы, но и люди, казалось бы, далекие от большой политики. В этот период значительно возрастает количество дел «об оскорблении величества» на рядовых граждан, тогда как в предыдущее царствование этого не наблюдалось. Нередко можно встретить такие резолюции на следственных делах того времени: «Приказ от 22 ноября 1796 г. Полковника Алексея Елагина за дерзкие разговоры повелеваем запереть в здешнюю крепость навсегда»[157]. Купца Анисима Смыслова, у которого нашли запрещенную книгу, сослали в Сибирь[158]. Штабс-капитана Иванова, обвиненного в произнесении слов: «Наш государь дурак, что меня к присяге не приводит», сослали на каторгу в Нерчинск[159].
В 1797 г. по доносу ротмистра П. Бырдина было возбуждено дело против прапорщика Ивана Тихоновича Рожнова. Прапорщик обвинялся в произнесении в разговоре с секретарскою женой Смирновой дерзких слов: «1…Что все государи тираны, злодеи и мучители и что ни один совершенно добродетельный человек не согласится стать государем; 2. Что, быв на вахт-параде, смотрел на то, как на кукольную комедию; 3. Что люди по природе все равны и не имеют права наказывать других за поступки, коим сами подвержены; 4. Что все иконы суть идолы, что поклоняются оным с отменным усердием все бесчестные люди»[160]. 28-летний офицер, сын священника, был, вероятно, знаком с произведениями французских просветителей и не боялся высказывать свои довольно смелые по тем временам взгляды, за что, собственно, и поплатился.
13 февраля 1797 г. хорунжий Токаревский донес на секретаря конторы Херсонского адмиралтейского порта, о том, что тот говорил: «Государь нехорошо учредил мундиры, шпаги и темляки и отобрал вестовых» и размышлял далее: «Россия недурна; коронации не было, и Бог ведает, будет ли она. Отец его зачинал тоже – и недолго царствовал»[161].
В том же 1797 г. был еще один случай, произошедший в доме коломенского «именитого гражданина» Ивана Лажечникова. Однажды, 5 октября 1797 г., за столом зашел разговор о военной службе. И. Лажечников, в присутствии учителя своего сына Малинина, сказал, что «нынешняя военная служба тяжела, и что многие офицеры идут в отставку, а именно в рижском полку остался только один майор, и что ежели вскоре откроется война, то солдаты будут употреблять старый артикул или разбегутся за границами»[162]. Малинин попытался возразить, но Лажечников в гневе выгнал его из дома. Так как Малинину должны были денег, он и донес на Ивана Лажечникова.
В том же 1797 г. поступил донос на офицера Афанасия Маслинского о том, что он, будучи в Воронеже, «пришел из острога на гауптвахту, где содержатся под следствием обер-офицеры, между прочим разговаривал, будто станут наказывать содержащихся под стражей двух офицеров кнутом, и сказал, что в прежнее время и покойный и вечнодостойный памяти государь Петр I дворян не наказывал, а потом осмелился он, Маслинский, сказать про Ваше Императорское Величество: какой это Государь, и выбранил непристойным словом, как и простолюдинов ругают»[163].
В 1799 г. был получен донос на исключенного из службы поручика Егора Кемпена, который по дороге в Вильну, в местечке Румшишки, говорил «с жаром» среди офицеров, что при нынешнем императоре и генералов исключают из службы и «рогатки надевают, но скоро эта выключка лопнет». Более того, в разговоре с корнетом Матовым он сказал, что «находятся таковые люди, что хотят Государя императора извести». И еще рассказал, будто бы к Павлу I приходила цыганка, гадала на кофейной гуще и сказала, что государю только три года царствовать, а по истечении «окончит он жизнь свою». На допросах у Кемпена интересовались, что он знает о заговоре, но тот стойко стоял на своем, что все это слышал от других и сам более ничего не знает[164].
В следующем, 1800 г. количество таких дел возросло. Вот какое любопытное дело разбирали в мае 1800 г. Оно поступило сразу и на титулярную советницу Флиге, и на извозчика Матвея Козырева. Данная титулярная советница наняла извозчика съездить в Екатерингоф и требовала, чтобы он ехал быстро, на что извозчик ей отвечал, что ездить быстро запрещено, и если попадут навстречу государю, то оне (о есть статская советница Флиге) не успеют выйти из кареты, потому в рассуждении нынешних строгостей всем будет беда». Когда же доехали до Екатерингофа, извозчик, изрядно выпив, стал говорить: «В Екатерингоф доехали благополучно, как-то назад? Седни приказывают ехать скоро, а попадешь батюшке Курносому, так и своих не узнаешь… Мы и с генералами и с графами езжали, да и те из кареты опрометью вылезают, а как не поспеют, то глядишь – и за город». Далее он сетовал, что государь «весьма не милостив» к извозчикам, которые «шибко ездят», особенно нетрезвые, за что тотчас отдает в солдаты. И под конец совсем разошелся и стал говорить, что «кабы моя воля была, то бы я его, плешивого и курносого, застрелил (причем разорвал на себе рубашку), а мне уже-де быть только одному в ссылке, за что знатные господа… согласились бы прислать ко мне по 500 руб. жалования в ссылку и я бы жил пан-паном»[165]. На следствии Матвей Козырев раскаивался и называл все пьяным бредом.
Большое количество дел «об оскорблении величества», заведенных на низших и средних офицеров и даже купцов, свидетельствует о распространении недовольства политикой императора Павла I в широких слоях населения, хоть сколько-нибудь близкого к столице. Такого не было никогда, даже в мрачные времена Анны Иоанновны. Политические дела, конечно, были, но не в отношении прапорщиков и купцов. Справедливости ради надо сказать, что простой люд считал Павла I строгим, но справедливым монархом. Однако не крестьянство было его социальной опорой. Единичные случаи царской милости не могли решить стоящих перед Россией на тот момент социальных задач, а озлобить и настроить против монарха людей можно было с легкостью.
Особенный интерес при анализе идейной оппозиции императору Павлу I представляют события, вошедшие в историю под названием «Дело братьев Грузиновых». Опала Евграфа и Петра Грузиновых, приближенных великого князя, а затем императора Павла I, была, по тем временам, делом обычным. Но последовавшие за этим события потрясли даже привыкшее к высочайшему своеволию русское общество.