Евграф Грузинов, сын старшины Осипа Грузинова из станицы Старочеркасской войска Донского, родился в 1770 г. Он был записан на службу 5 сентября 1779 г.; 10 июня 1786 г. Евграф произведен в полковые писари, а ровно через два года – в сотники. В 1788 г. Е.О. Грузинов с командой донских казаков был вызван в Гатчину и зачислен в войска великого князя Павла Петровича. Вскоре началась Русско-шведская война, и гатчинские полки были отправлены на фронт. За отличие в боях сотник Евграф Грузинов удостоился ордена Анны III степени. В тех же сражениях получил боевое крещение и его младший брат Петр. По окончании войны братья некоторое время служили в «большой» армии императрицы Екатерины II. Старший, Евграф, был 3 июля 1793 г. произведен в есаулы. В 1795 г. оба брата были переведены обратно в гатчинские войска.
С первых же дней воцарения Павла I Евграф Грузинов стал одним из приближенных нового императора, помощником в его первых преобразованиях. 10 ноября 1796 г. Е.О. Грузинов был произведен в подполковники. Тогда же он принимал участие в организации лейб-гвардии Казачьего полка и был назначен в нем шефом второго эскадрона (шефом первого был сам император Павел I). 15 января 1797 г. по высочайшему указу подполковнику Е.О. Грузинову всемилостивейше пожаловано 1000 душ в Московской и Тамбовской губерниях[166]. Донской казак стал российским помещиком. В марте 1797 г. в возрасте 27 лет Е.О. Грузинов получает чин полковника гвардии.
Однако столь быстрое восхождение по служебной лестнице вскоре обрывается. 18 апреля 1798 г. «за упущение по службе» Евграф Грузинов был письменно вызван Павлом Петровичем в Павловск, арестован и заключен в Ревельскую крепость. Через несколько дней к нему присоединился и Петр Грузинов. В июне их освободили, Евграф был даже зачислен в свиту е. и. в., но расположение императора оказалось переменчивым: как сказано в судебном деле, «за ложное рапортование себя больным» Евграф Грузинов вместе с братом был исключен из службы и сослан в Черкасск[167]. Головокружительная карьера закончилась не менее стремительным падением.
Источники не дают ответа на вопрос, в чем была истинная причина опалы. В литературе существует три версии. Официальной «Истории лейб-гвардии Казачьего полка»[168] необходимо было не пустить и тени сомнений на величие и мудрость императора Павла I и не запятнать честь и благородство полковника Евграфа Грузинова и его младшего брата. «Жертвою интриг, свивших себе гнездо у подножия престола, в первую же очередь падают одни из верных слуг Государя – лейб-казаки свиты Е. И. В. полковник Е.О. Грузинов и его брат подполковник и георгиевский кавалер Петр»[169]. Интрига между тем состояла в следующем: Павлу I сказали, что против него готовят заговор на Дону, и предложили проверить это. Император пригласил к себе Евграфа Грузинова и спросил, не хочет ли он съездить на Дон[170]. Тот согласился, это и послужило подтверждением измены. Далее – следствие. Донос – вещь по тем временам обычная, но, как правило, их анонимно писали. Но в документах ничего подобного мы не находим. Не говорит о доносе в своих весьма откровенных показаниях и сам Евграф Грузинов, да и император Павел I, при всей его горячности, едва ли был так легковерен. Потом, при подозрении на сколько-нибудь серьезный заговор, за доносом последовало бы немедленное следствие, причем в Петербурге, а не ссылка в Черкасск.
Совершенно по-иному, со ссылкой на личные архивы, рисует причину опалы историк Осип Гвинчидзе[171]. Разгневанный за какую-то дерзость Павел I сказал Петру Грузинову, что «велит снять его с лошади и прогонит в Черкасск нагайками подвязывать лошадям хвосты». На что Петр ответил: «Государь, в то время, когда Вы, Ваше Величество, еще потешались в Гатчине, я уже пролил кровь за отечество…» Павел I велел арестовать его и сорвал ордена. На это Петр сказал, что ордена ему дала Россия, а не он [то есть Павел. –
Третью версию опалы предлагает исследование в журнале «Русская старина»[174]. Эта статья весьма лаконична. Ее автор старается не выходить за рамки военно-судебного дела, а потому не использует многие имеющиеся документы. Итак, «в августе 1800 г. Грузиновы были отданы под суд: младший – неизвестно за что, но дело его не имеет никакой связи с делом старшего брата. Евграф же Грузинов – за непростительные отзывы о государе императоре и за найденные у него бумаги с дерзновенными замыслами против Государя и Отечества»[175], собственно говоря, тоже неизвестно за что, так как характеристика этих «отзывов» также отсутствует.
Четвертую версию предлагает современный исследователь В.И. Лесин[176]. Он писал, что в марте 1798 г. Грузинов во главе полка был отправлен в Шлиссельбургский уезд «для поимки разного звания беглецов». Он получил 6 тыс. рублей для заготовления фуража и продовольствия, но наотрез отказался этим заниматься, чем вызвал гнев Павла I, что вполне понятно, так как он нарушил приказ. Он был вызван к императору в Павловск и посажен в крепость. Затем, как известно, прощен, восстановлен на службе и даже зачислен в свиту. Но Евграф, прослужив какое-то время, сказался больным и перестал выполнять свои обязанности, за что и был окончательно уволен и отправлен в Черкасск. Причину подобного поведения Лесин видит в нежелании его служить деспоту. Однако у читателя невольно встает вопрос: почему Е. Грузинов избрал столь сложный путь, когда он мог подать в отставку даже по действующим при Павле I требованиям? Почему он, кадровый офицер, пошел на грубое нарушение дисциплины, вместо того чтобы просто написать рапорт? Все эти соображения ставят под сомнение версию о том, что Е.О. Грузинов таким образом выражал свое недовольство правлением Павла I.
При изучении документов следствия по делу братьев Грузиновых можно прийти к выводу, что подобный разброс мнений не случаен. Ни материалы следствия, ни указы, ни постановления по этому делу не дают конкретного ответа на вопрос о причинах опалы. Но сам ход расследования, поведение и ответы на допросах Евграфа и Петра Грузиновых и, наконец, найденные у первого бумаги, о которых подробнее будет сказано ниже, позволяют сделать ряд предположений. Евграф Грузинов считал, что он, как донской казак, связан с российским престолом не подданством, а службой. Служение Отечеству, а не государю было основой во взглядах Евграфа Грузинова и, скорее всего, его брата Петра. При столь горячем и прямолинейном характере, который они оба выказали на следствии, их взгляды не могли полностью оставаться в тайне. Как известно, император Павел I отождествлял служение себе и России и не терпел даже намека на иное мнение в этом вопросе. Вполне возможно, что Павлу Петровичу стало известно о подобных взглядах братьев Грузиновых, завистников хватало во все времена. Кроме того, Грузиновы были «гатчинцами», да еще и донскими казаками. То есть они оказались чужими как для старого, екатерининского офицерства, так и для нового окружения императора Павла I. Поводом же для опалы вполне могло быть и «ложное рапортование себя больным». Какова бы ни была причина, опала братьев Грузиновых в царствование Павла I никого не удивила, а причин ее в то время просто не искали. Ссылки следовали одна за другой.
В Черкасске за братьями Грузиновыми, которые поселились в доме своего отца, был установлен надзор. 12 августа 1800 г. находившийся при карауле на границе города Черкасска есаул Леонов донес войсковому атаману генералу от кавалерии В.П. Орлову, что «исключенный из службы подполковник Грузинов 2-й[177] во время захождения солнца выехал из дома своего, стоявшего на краю города». Причем он ехал по бездорожью и по реке; на оклики караула ехать надлежащей дорогой не отреагировал. В.П. Орлов приказал караульным казакам арестовать Грузинова. Петр объяснил свою поездку тем, что «поехал в задонскую сторону открывать неприятеля»[178]. Чтобы уточнить цель этой поездки, к брату Петра Евграфу Грузинову был послан казак Пастухов «для сведения, куда оный брат поехал». Евграф Грузинов отвечать отказался, был с ним крайне груб, ругался «скверноматерными и поносными словами… осмелился говорить такими же словами о Его Императорским Величестве»[179]. Об этом доносе В.П. Орлов немедленно дал знать генералу от кавалерии Репину и генерал-адъютанту Кожину, приставленным для наблюдения за Грузиновыми. По их указанию была образована комиссия по расследованию «злодеяний» Евграфа Грузинова. В ее состав вошли: презус генерал-майор Радионов 1-й, асессоры – полковники Агеев и Слюсарев, подполковники Иловайский и Леонов, войсковые старшины Шурков и Чикилев. Аудиторские обязанности исполнял есаул Юдин. Кроме того, в этой комиссии присутствовал протопоп Волошевский[180]. В доме Грузиновых был произведен обыск, во время которого были обнаружены две подозрительные бумаги, написанные Евграфом Грузиновым. По мысли членов следственной комиссии, они содержали «дерзновенные замыслы против Государя и Отечества»[181].
В этих бумагах мы сталкиваемся с довольно оригинальными взглядами казака и просвещенного дворянина Екатерининской эпохи. Евграф Осипович предлагал «всеусилить и всеумножить счастье» казачьими методами: «…наименоваться атаманом, набрать ратмену [войско. –
Во второй бумаге Грузинов писал уже о конкретных мероприятиях после учреждения столицы и образования сената. Здесь особенно заметно влияние на Грузинова идей французского Просвещения. Он писал: «…Сенат должен составить законы для всех под солнцем живущим людям». Так, чтобы «оный был всеми принят неоспоримо и чтобы всех оному обучали, его знали наизусть и по оному поступали». Но самое главное, чтобы «никто из последующих поколений этот закон не отвергнул бы». То есть Грузинов, вслед за просветителями, верил во всеобъемлющую силу закона и способность правильного законодательства сделать людей счастливыми. Далее Евграф Осипович размышлял о том, что завоеванный город необходимо «населить разных вер людьми, а именно: казаками, татарами, грузинами, греками, небольшим числом израильтян, черкесами, небольшим числом турок, меж которыми чтоб в различии вер их не было вражды, а чтоб согласие во всех единодушное. А также внушить войску, чтобы сделали себе начальником»[183]. Евграф Грузинов, комментируя на допросе найденные у него бумаги, говорил: «Я думал со временем все это произвести в действо; но в своих замыслах ни с кем соглашения не имел, никому об оных не открывал и сам делопроизводство ни с кем не начинал»[184]. Нам представляется, что Грузинов и не собирался «действовать». В то время в философской литературе был очень распространен жанр утопии. Вполне возможно, что найденные в ходе следствия «бумаги» Грузинова – наброски именно такой литературной утопии. Единственное отличие способа описания идеального государства Е.О. Грузинова, причем, скорее всего, России – тогда «эзопов язык» был обычным делом, от общепринятых канонов жанра – это его собственная активная позиция. Он не безучастный путешественник, а создатель нового общества. Такой подход вполне понятен и объясним для казака-офицера, а не кабинетного писателя.
Еще более откровенен Е.О. Грузинов со своим проповедником, протопопом Петром Федоровичем Болошевским. После этого разговора Волошевским был составлен рапорт, в котором он сообщал, что Евграф Осипович «оказался за все излияния высокомонаршей милости нечувствителен и неблагодарен». Более того, «он не признавал себя в зависимости подданного и будто высокомонаршие благоволения принадлежат ему по заслугам». Говорил, что «донские казаки от высокомонаршего престола стоят в независимости и будто к нему всеподданнической присягой не обязаны, а только к службе». Они проговорили более часа, но Е.О. Грузинов не изменил своих взглядов и не раскаялся, «лаская себя какой-то непонятной надеждой, что он нимало не грешен и что покаяния ему приносить не в чем; по всем его словам выходит один ужас, по его замыслам – уничтожение власти»[185].
Однако жестокость расправы с Евграфом Грузиновым объясняется не его взглядами, которые мало волновали следователей, а его отношением к особе императора и поведением на следствии. Вину Е.О. Грузинова усугубили показания привлеченных к делу как свидетелей казаков Луганской станицы Зиновия Петровича Касмынина, Василия Попова и Ильи Колесникова. Касмынин показал на допросе, что приходил с вышеназванными казаками в дом Евграфа Грузинова «ради требования не уплаченных им из числа занятых им в бытность его в Петербурге в лейб-казачьем полку денег». Е. Грузинов отказался отдать. Казаки пристыдили его, сказав, что государь пожаловал ему 1000 душ и, следовательно, он в состоянии расплатиться. Евграф Осипович рассердился и начал выговаривать такие слова: «Пущай государь крестьян отберет у меня. Знаете ли вы, что Дон заслуживает? Теперь отымают… Вступился было за отечество Пугач, но его спалили; встретились было также Фока и Рубцов, но их высекли»[186]. Грузинов здесь упомянул о неприятном случае, происшедшем еще во времена Екатерины II: в 1792 г. казаки Никита Белогорохов и Фока Сухоруков с командой были отправлены для основания новой линии укреплений. Когда все было уже готово и они выступили к новому мосту, среди казаков прошел слух, что их послали «вне очереди», то есть незаконно. Казаки вернулись к Черкасску, и Н. Белогорохов поехал договариваться с начальством, но его арестовали «за бунт». Тогда Фока Сухоруков с отрядом около 150 человек стал ходить по станицам, поднимать казаков и «делать разные возмущения». Его поймали, состоялся суд, на котором Н. Белогорохов, Ф. Сухоруков и «сотоварищи» покаялись в содеянном. По указу от 10 июня 1793 г. казаков Фоку Сухорукова и Никиту Белогорохова наказали кнутом и заключили в крепость Св. Дмитрия.
В ходе следствия Е.О. Грузинов вел себя крайне вызывающе, отказывался отвечать на вопросы, давать какие-либо пояснения по поводу найденных у него бумаг. Более того, «в закоренелом упорстве» Грузинов высказывался, что воля духа требует того, чтобы «никто не мог поставить ему границу…»[187]. Все вышеизложенное было тягчайшим преступлением по законам Российской империи.
Уже к концу августа, а комиссия начала работать 14 августа 1800 г., против Евграфа Грузинова были выдвинуты следующие обвинения: «1. Хвастался тем, что будто возьмет Константинополь и населит его разных вер людьми; учредит там свой сенат и правление. 2. Хвастался тем, что пройдет всю Россию; да не так, как Пугач, а что вся Москва затрясется. 3. Поносил государя бранными словами; отказался от жалованных ему крестьян, говоря, что они ему не нужны»[188].
Евграф Осипович Грузинов за «измену против Государя и Отечества» был приговорен к лишению чинов и дворянства и наказанию нещадно кнутом. 5 сентября 1800 г. состоялась публичная казнь. Евграф Грузинов с честью выдержал наказание, но через два часа после экзекуции умер[189].
При всей серьезности выдвинутых против Евграфа Грузинова обвинений, в этом деле много неясных сторон. Прежде всего, поражает скорость делопроизводства: через 18 дней после образования следственной комиссии уже был вынесен приговор отставленному от службы полковнику гвардии, причем такой суровый. Буквально через несколько дней после казни был получен высочайший рескрипт о помиловании Евграфа Грузинова и всех, кто проходил по его делу. За невыполнение этого распоряжения генерал от кавалерии Репин был отстранен от службы, и его дело было передано в уголовный суд[190]. В.И. Лесин выдвинул версию, что Павел I был убежден в необходимости казнить Грузиновых, но в то же время стремился соблюсти законность. Поэтому он отдал приказ казнить (четвертовать) Е. Грузинова, но для видимости строгого исполнения законности привлек к ответственности и «исполнителя» приговора. С этим никак нельзя согласиться, так как Павел I никогда не был замечен в лицемерии. Да и скорость производства и исполнения приговора не могла позволить ему лично следить за ходом дела. Может быть, именно в этом, то есть действии без постоянных донесений императору и следование только им, а не собственным выводам, причина недовольства генералом Репиным? Как известно, именно этого император Павел I не прощал. Учитывая расстояние между Черкасском и Петербургом, Павел не мог быть в курсе происходящего на следствии (оно длилось только 18 дней), тем более им руководить.
Из всего вышеизложенного можно сделать следующие выводы. Во-первых, братья Грузиновы, несмотря на то что заслужили доверие Павла I, пришлись не ко двору. В столице они были чужими, у них не было связей ни с русской аристократией, ни с людьми, выдвинутыми императором Павлом. Евграф Грузинов подчеркивал на допросах, что не искал придворной карьеры, а исполнял свой долг по службе. Во-вторых, в ходе следствия братья Грузиновы не отреклись от своих взглядов и убеждений, к тому же дерзко вели себя и тем самым усугубили свое положение. В-третьих, следователи увидели в Евграфе Грузинове «потенциального Пугачева», что было самой страшной виной в то время. Евграф Осипович Грузинов сам никогда не искал расположения императора. Он служил, исполняя свой долг, но и не более того, так как «на подданство не присягал». Такое заявление было ярким доказательством неприятия Е.О. Грузиновым деспотизма. Он был знаком с передовыми идеями того времени, жаждал перемен и даже записал собственные взгляды на необходимые реформы в форме «утопии».
Дело братьев Грузиновых получило огласку, вызвало всплеск недовольства в обществе. Причин опалы не искали, но стало известно, что дворян и офицеров лейб-гвардии засекли кнутами. Значит, такая же участь за любую провинность могла постигнуть каждого офицера и дворянина.
Несмотря на всю разницу в масштабах, все вышеописанные эпизоды касались отдельных лиц. Куда более серьезным элементом политической оппозиции политике Павла I был так называемый Смоленский кружок, или «Канальский цех», как его окрестили сами участники. Его руководителем был полковник в отставке Александр Михайлович Каховский. Этот кружок, судя по документам, просуществовал около двух лет.