— Слушай, Жек, пока они там милуются, прикрой меня.

— В смысле?

— Мне надо сбегать кое-куда. Постараюсь до дождя вернуться.

— Ты чо — дура? Куда собралась? — В Жекиных глазах играют искринки. Что за секреты могут быть у подруги от неё? И что это ещё за тайные вылазки такие? А ведь если подумать, это не в первый раз…

— Не могу пока рассказать. Но это не опасно, обещаю. Я туда и обратно, честно. Просто нельзя, чтобы кто-то знал, пока… я сама для себя всё не проясню. Если Роза спохватится — прикрой меня! Придумай что-нибудь!

— Да куда ты! Калитку-то они заперли и ворота тоже, ключи при Розе.

— Разберусь!

Ксюха уже бежит вниз по лестнице, просачивается в ещё не запертую дверь, жмётся к стеночке, огибая здание со стороны погреба. Не впервые ей пробираться этим путём, и дорогу к конечному пункту назначения она помнит хорошо. Ещё бы со страхом справиться, что ныне замешан уже не на стыде и чувстве неизвестности, как в прошлый раз, а на трепыхающемся где-то в желудке предчувствии нехорошего. Отчего-то она уверена — это правильно, так надо. Всё не случайно: и встречи, и приглашение, и даже такое своевременное отбытие чванливой гостьи. И гроза — тоже.

Перебраться через ограду несложно. Ксю оказывается на безлюдной дорожке меж тесно посаженых домов частного сектора. В прошлый раз было тяжелее — с картошкой да под палящим солнцем. Вспомнив о солнце, она ностальгически задирает голову — облака плывут быстро-быстро, ветер не позволяет им застыть единой массой над посёлком, но уже скоро они станут совсем тяжёлыми, осядут, не желая больше двигаться с места, и тогда… Интересно, если она не успеет домой до начала грозы — как будет лезть обратно? Через ограду, скользкую, омытую дождём перебраться будет уже нет так просто.

Ксения прибавляет шагу. Чем дальше от родного отеля, тем сбивчивее дыхание — то ли от усталости, то ли от волнения. Она не знает, чего ждать, но хотя бы попытается…

Одинокий дом на задворках посёлка возникает перед ней застывшей картинкой из какого-то меланхоличного артхаусного кино: глухой забор, выглядывающая поверх него свеженькая черепичная крыша, а над ней — гроздья фиолетовых облаков. Вокруг тихо — не слышно ничего, кроме ветра, и пусто совсем. В таких вот домах вечно творится всякая чертовщина. И зачем только Женька затеяла ту игру с перечислением ужастиков по тегу «гроза»? Теперь вот и у Ксюхи в уме сам собой складывается рейтинг, на этот раз по тегам «странные дома» и «отшельники»… Собачье многоголосье вырывает её из бестолковых раздумий, заставляет застыть на месте, почти врасти в землю, не дыша, обливаясь холодным потом. Преодолев испуг, вызванный скорее внезапностью, нежели реальной угрозой, девушка делает несмелые шаги, каждый из которых приближает её к заветной (такой страшной) калитке. И вот она уже почти самым носом упирается в железную дверцу в заборе. Собаки вдруг замолкают. Калитка скрипит и отворяется.

— Хорошая погодка для дальних прогулок, правда? А то ли ещё будет… Ну, заходи, я через порог не привык общаться. — Не дождавшись от гостьи никакой реакции, хозяин почти хамски хватает её за рукав ветровки и тянет на себя. — Здесь порожек, не спотыкнись. И собак не бойся — они не тронут. Обещаю.

Проходя через двор, Ксюха потихоньку приходит в себя. Открыто озираться побаивается, но и того, что успевает заметить, достаточно, чтобы удивиться. Никаких грядок, никаких теплиц. Несколько яблонь, да малюсенькая цветочная клумба под окнами. Двор просторен и почти полностью засеян газонной травой. Лужайка сочная, кислотно-зелёная — видно, её и поливают, и стригут. Заднюю часть двора Ксю не разглядела, однако по следам шин с боку от дома поняла, что где-то там должен быть гараж. И наверное ворота — как-то же хозяин свою машину отсюда выводит? И главное — куда? Зачем?

— Разувайся. У меня чисто.

Зазевавшись, Ксю спотыкается о невысокую ступеньку и, чудом удержавшись на ногах, почти врезается в спину хозяина. Тот на неуклюжесть посетительницы никак не реагирует — привык уже. Он распахивает дверь и отступает в сторону, пропуская девушку вперёд. Ксения, чуть помявшись, делает глубокий вдох и переступает порог. И попадает в место… без атмосферы. У каждого жилища есть атмосфера. Это прежде всего запах. А пахнут дома́ по-разному: чистящими средствами определённой марки, чья фирменная отдушка со временем въедается в ковры, обои, мебель и становится частью самого дома; сигаретами, делающими жилище студента канонично-весёлым, а жилище матери-одиночки — канонично-печальным; выпечкой — если вам повезло жить с доброй бабушкой, всем своим существованием пропагандирующей традиционные семейные ценности, и кошачьей мочой — если не повезло; лекарствами, если бабушка давно и безнадёжно больна… В доме Костолома не пахнет ничем. Воздух в нём как будто прокварцованный. Следуя указанию хозяина, Ксю скидывает кроссовки, оставаясь в жёлто-розовых полосатых носках. Дверь хлопает за её спиной. Откуда-то издалека доносятся первые раскаты грома — ещё сухого. Гроза приближается, и она будет сильной.

— С чем пожаловала?

Он ведёт её на кухню, где накануне пил чай с сестрой. Вечер не был весёлым, но о нём уже ничего не напоминает — хозяин прибрался, поменял скатерть и даже сбегал в магазин за новым печеньем. Он был уверен, что рано или поздно девчонка из виноградников заявится, но не ожидал, что это случится так скоро. Нужно больше себе доверять.

Ксю молчит, она действительно не знает, что ответить.

— Говори всё, что в голову придёт. Обмануть меня не получится, а вытаскивать правду из тебя клещами я не собираюсь. Раз уж ты здесь, считай это своей возможностью что-то изменить. И будь уверена: всё, что произносится и свершается в этих стенах, в них же и остаётся. Итак, с чем всё-таки пожаловала?

— С вопросами.