История начиналась вечером 9 апреля 1694 года, когда в Лондоне скрестили шпаги придворный вельможа Эдвард Уилсон и сын ювелира Джон Ло
Франция в ту пору пребывала в плачевном состоянии. В наследство от умершего Людовика XIV остались сотни грандиозных дворцов, воспоминания о роскошных балах и полностью разрушенное хозяйство. Личный долг покойного монарха превышал 2 млрд. ливров, национальная валюта обесценилась: содержание серебра в ливре за время правления «короля-солнца» уменьшилось в шесть раз. Несколько раз ради пополнения казны приходилось отправлять в переплавку золотую и серебряную утварь из Версаля. Но звонкой монеты в стране катастрофически не хватало, так что во многих провинциях вернулись к натуральному обмену.
Корону унаследовал пятилетний Людовик XV, а регентом королевства стал дядя малыша герцог Филипп Орлеанский – человек крайне расточительный, легкомысленный и распутный. Именно в то время одна из фавориток регента привела во дворец обаятельного шотландского «специалиста по финансам». Джон Ло поведал герцогу Орлеанскому, что существует реальная возможность делать золото из бумаги: печатать на ней денежные знаки. Красноречивый эдинбуржец доказывал, что эмиссия бумажных денег может легко восполнить дефицит металлической монеты, а дешевый кредит, сам по себе обеспечивая циркуляцию денег и товаров, приведет страну к благоденствию. Ло даже сравнивал учреждение банков и развитие кредита с открытием Америки. Такая аналогия не могла не убедить регента, и в мае 1716 года был издан королевский указ об учреждении первого французского акционерного банка. Директором его стал Жан Ла – так на французский лад звучало имя нового финансиста королевства.
«Банк Женераль», детище Джона Ло, ожидал необычайный успех. Шотландец открыл широкий кредит частным предпринимателям и приобрел общественное доверие, выдав акционерам за первое полугодие семипроцентные дивиденды. Однако этот азартный игрок не был бы самим собой, если бы ограничился ролью банкира. В его беспокойном мозгу зародился новый проект, суливший неизмеримо большие доходы. В 1717 году под патронатом Джона Ло была организована «Западная компания» с основным капиталом в 100 миллионов ливров. Цель провозгласили заманчивую: освоение бассейна величайшей реки Северной Америки.
Многие желали выгодно поместить свои капиталы – акции «Компании Миссисипи», как ее стали называть, подорожали уже при подписке. Учреждение Ло поглотило несколько влачивших жалкое существование французских колониальных компаний и стало всемогущей монополией с правами генерального откупщика.
Карл Маркс в свое время относил Джона Ло к основоположникам кредитно-финансовой системы, но саркастически отметил его «приятный характер помеси мошенника и пророка». Джон Ло предвосхитил будущее тем, что начал сочетать реальное дело с искусной рекламой: в Париже печатались истории о сказочно богатом американском крае, где полудикие наивные аборигены с восторгом встречают французов и несут золото, жемчуг и драгоценные камни в обмен на безделушки. В устах Ло и под пером его помощников несколько десятков старых судов компании превратились в огромные флоты, готовые доставить для Франции пряности и табак, серебро и шелк.
Джон Ло
Акции Ло росли как на дрожжах: биржа на улице Кенконпуа, принадлежавшая «Компании Миссисипи», превратилась в мощный магнит, который притягивал французов, желавших быстро разбогатеть. В начале 1718 года бумаги номиналом в 500 ливров продавали вдесятеро дороже, но желающих приобрести их становилось все больше. Попасть на прием к Джону Ло стало трудней, чем к регенту Франции. Графы и миледи безуспешно выстаивали многочасовые очереди в его приемной. Секретарь президента компании стал любимцем дам высшего круга и в считанные дни нажил целое состояние на взятках, которые он брал за визит к монсеньору Ла.
Всемогущий финансист с большой энергией и размахом вел и расширял дела компании. Ло начал колонизацию низовий Миссисипи, где весной 1718 года заложили «город компании», назвав его Новым Орлеаном
Держатели акций «Компании Миссисипи» жаждали не меньшего успеха, чем конкистадоры в Латинской Америке. Поскольку желавших ехать за море было немного, правительство по просьбе компании начало ссылать в Новый Свет воров и бродяг из тюрем и исправительных домов. Но женщин в Луизиане катастрофически не хватало. «Белые мужчины, – жаловался в донесении губернатор Ж. де Бьенвиль, – гоняются по лесам за индианками».
Джону Ло и «Компании Миссисипи» оказался под стать современник-историограф: Антуан Франсуа Прево д"Экзиль, беглый монах, солдат удачи, иезуитский проповедник, ставший протестантом, сидевший в тюрьмах Парижа и Лондона. Сходство аббата с банкиром Ло подчеркивает дуэль со смертельным исходом, из-за которой Прево бежал за границу. Аббат-расстрига написал и перевел множество громоздких скучных трактатов, но обрел славу благодаря небольшой трогательной повести о любви. В одной партии из сосланных в 1719 году в Луизиану он нашел своих Манон Леско и кавалера де Грие.
Легенда утверждает, что немало грешивший аббат Прево искренне полюбил девушку «из дурного общества», которую взамен тюремного заключения должны были отправить на берега Миссисипи. В Луизиане такие «невесты» доставались поселенцам по жребию. Будущий писатель решил следовать за своей Манон хоть на край света. Впоследствии кавалер де Грие по воле автора проделал весь этот путь и так передал свои чувства: «Но вообразите себе бедную мою возлюбленную, прикованную цепями вокруг пояса, сидящую на соломенной подстилке, в томлении прислонившись головою к стенке повозки, с лицом бледным и омоченным слезами…». Случилось так, что по дороге к морю аббат подхватил лихорадку и слег. Партия арестанток прибыла в Ла-Рошель, там их погрузили на корабль, и Прево навсегда расстался со своей любимой.
Тем временем «лихорадка Миссисипи» охватила не только Париж. Она проникла в провинции и даже за границу, откуда съезжались десятки тысяч ходоков, дабы купить на знаменитой улице Кенконпуа «золотые» бумажки. В результате спекулятивной горячки цена пятисотливровой акции составляла 25 тысяч ливров! В том броуновском движении бумаг за считанные часы составлялись целые состояния, а в течение нескольких недель – немыслимые капиталы. Тогда же росло и крепло тиражирование банковских билетов «от Джона Ло», которые принимались в уплату за американские акции. По-французски они стали называться
Восхищенный герцог Орлеанский решил лично возглавить прибыльную финансовую структуру и в декабре 1718 года издал указ о преобразовании «Банка Женераль» в Королевский, то есть официальный банк французского правительства. Естественно, главным управляющим остался славный фаворит регента, получивший должность королевского контролера финансов. Избрали Ло и действительным членом Французской академии наук. Родной город Эдинбург преподнес ему почетное гражданство – в присланной грамоте говорилось, что он «достиг в мире такой знаменитости, которая делает честь не только городу, но всей шотландской нации».
Развивая идею, Джон Ло придумал торговлю опционами, то есть не самими акциями, а правом на покупку или продажу акций через определенное время. В Париже на улицах, рынках, площадях – на каждом углу только и делали, что приобретали и сбывали американские бумаги. Оргия обогащения соединяла все сословия, которые нигде больше, даже в церкви, не смешивались. Знатная дама толкалась рядом с куртизанкой, герцог торговался с поденщиком, прелат мусолил пальцы, рассчитываясь с разбитной хозяйкой трактира. В расчетах за акции золото и серебро принимали неохотно. В разгар бума 10 акций равнялись по цене 14 или 15 центнерам серебра! Это походило на соревнование, кто быстрее избавится от презренного металла.
Современники описывали, как лакеи, приехавшие в банк в понедельник на запятках карет своих господ, в субботу возвращались, восседая в них и небрежно развалившись на бархатных подушках. Рассыльный, чистивший сапоги, выиграл на спекуляциях 40 миллионов ливров и пожелал купить придворную должность. Торговка Шомон, которую привела в Париж тяжба, заработала за несколько недель 200 миллионов и купила дворец канцлера Бошера. Именно тогда новоявленных богатеев – биржевых спекулянтов – потомственные аристократы стали презрительно именовать
Франция в одно мгновение из нищего и полуразрушенного королевства превратилась в страну неограниченных возможностей. Париж купался в деньгах, Королевский банк инвестировал значительные суммы в торговлю и мануфактуры, а в Версале возобновились грандиозные балы и приемы. Пушкин в «Арапе Петра Великого» дал ироничную характеристику эпохе Регентства: «…алчность к деньгам соединилась с жаждою наслаждений и рассеянности; имения исчезали; нравственность гибла; французы смеялись и рассчитывали, и государство распадалось под игривые припевы сатирических водевилей».
Справедливости ради надо отметить, что через сто с лишним лет на американском Западе действительно отыщут несметные природные богатства. Но до этого времени как Америке, так и Франции суждено будет пережить революции, разрушительные войны и множественные перекройки границ. Поначалу же столица Луизианы выглядела весьма неприглядно, что нашло отражение в «Манон Леско»: «Мы двинулись… к Новому Орлеану; но, подойдя к нему, были поражены, увидав вместо ожидаемого города, который нам так расхваливали, жалкий поселок из убогих хижин. Население составляло человек пятьсот-шесть-сот. Губернаторский дом выделялся немного своей высотой и расположением. Он был защищен земляными укреплениями, вокруг которых тянулся широкий ров».
Ученые умы в Европе утверждали, что Новый Орлеан обречен из-за дурного климата луизианских болот и неизбежных наводнений на Миссисипи. Спустя три столетия ураган «Катрина» (2005), снесший городские плотины, отчасти подтвердил эти мрачные прогнозы. В ответ скептикам Ло выписал шесть тысяч немецких крестьян с верховий Рейна и переселил их за собственный счет на берега американской реки. Здесь возникли плантации, на которых стали выращивать индиго, табак и рис. А в Париже начали хватать всех, не имевших определенных занятий. Известен случай, когда слуга, оказавшийся без места на четыре дня, был схвачен в качестве бродяги и сослан в Луизиану. Ремесленникам приходилось возобновлять свидетельства своим подмастерьям и ученикам каждые две недели, ибо взятого с просроченным свидетельством могли отправить за океан. Агентами Миссисипи стали пугать маленьких детей.
Луизианские болота