Справедливости ради надо сказать, что выраженного, законченного антитеиста из Автора не получается – вернее, не выглядит совершенно антитеистическим текст его Книги. Между предельно острыми и чуть ли не богульными его высказываниями и благочестивыми редакторскими вставками нет чёткой границы – даже если объявить не принадлежащими Автору все мало-мальски религиозно-благочестивые реплики. Приходится как-то увязывать его предельно острые высказывания вроде: «Не будь очень праведен» (VII.16), «Это Бог – ради сынов человека: чтобы поняли сами, что они – скот, и только! (III.18), «Грешник сто зол сотворит – а век его продлевается! (VIII.12), «Что не скоро над злыми делами свершается надлежащее, оттого и полнится сердце сынов человека устремленьями злыми» (VIII.11), «Есть бессмыслица, что на земле творится: что есть праведники, которых постигает такое, чего заслуживали бы дела нечестивцев, и есть нечестивцы, чей удел – как для деяний праведников!» (VIII.14) и т.д., – приходится увязывать эти поистине еретические высказывания с его же, Автора, высказываниями совсем другого плана: «И помни Создателя твоего [или: создателей твоих, – в тексте разночтение] в дни своей юности» (XII.1), «Всё Он сделал прекрасным – в свой Срок» (III.11), «Когда пообещаешь [что-то] Богу по обету – принести не замедли» (V.3), «Праведника с нечестивцем Бог рассудит [или: будет судить, – «йишпо́т» допускает оба варианта перевода]» (III.17) – и т.д. Объявить эти последние, не укладывающиеся целиком в антитеистическую композицию, места Книги вставками нельзя: они несомненно принадлежат Автору. Возникает довольно мучительный вопрос: какой же всё-таки смысл он в них вкладывал и какую роль отводил в Книге? Все эти сомнительные места подробно рассмотрены в Комментарии; при желании можно с этим Комментарием ознакомиться. Но, как уже говорилось раньше, если вообще не рассматривать гипотезу позднейших редакторских вставок, мы ни на шаг не продвинемся в понимании того, как Автор относился к Богу, к миру. Перед нами предстанет сумбурное, хаотическое сочинение (наподобие того, что в Библии), в котором мы запутаемся гарантированно и безнадёжно.

Кое-что можно добавить об уже отмеченном «неполном» антитеизме Автора. Автор Книги Иова – действительно подлинный антитеист и богоборец. В отличие от него у Экклезиаста другое, более пессимистичное мышление; он продвинулся дальше Иова. Иов в своих обвинениях Богу питал всё-таки некую надежду на то, что Бог исправит свои несправедливости, восстановит его разрушенную судьбу. Бог для Иова – прежде всего личность, на которую можно обижаться, обвинять, молить о защите. Бог Экклезиаста совсем другой. «Бог на небесах, а ты – на земле» (V.1). От Бога Экклезиаст уже ничего не ждёт – ни милости, ни гнева. Он сполна убедился в иррациональности Бога, в граничащей с отсутствием удалённости Бога от людей, в его и непредсказуемости, и безразличии. Кто-то сказал: «Боги для нас – как рыбы Гигантского моря, от которых мы не ждём ни вреда, ни пользы»; эта фраза почти что передаёт отношение Экклезиаста к Богу. Он не антитеист, потому что продвинулся ещё дальше: просто «махнул» рукой на эту иррациональную, безразличную к людям, непостижимую силу, которую он зовёт Богом.