Конечно, говорить с такой иронией о «начальниках», которые заняты тем, что следят друг за другом, в то время как в стране процветает несправедливость, Автор не мог бы, если бы сам был одним из таких «начальников». И вряд ли бы он сожалел о «глупости, поставленной на высокий пост», если бы сам занимал один из таких постов. И венчают его предельно острые, почти что невозможные, высказывания о верховной власти ст. VIII.2-4 (это о самовластном царе, от которого надо не бояться уйти, чтобы не соучаствовать в его злых делах), и – особенно – ст. X.16-19 – о своём жалком «царе» (наместнике, зависимом от Египта) – всего лишь «невольнике», и о знати («князьях»), которые заняты пьянством, леностью, в то время как страна приходит в упадок. Говорить о видном посте в храмовой иерархии вообще не приходится: книга буквально «нашпигована» ересью («Не будь слишком праведен» – ст. VII.16 – это ещё самое мягкое!).
Но если Автор не обладал ни особенным богатством, ни заметным общественным положением (при котором за объявление себя «царём» он вызвал бы взрыв негодования, а в худшем случае, не исключено, был бы побит камнями за кощунство и самозванство), если он имел довольно-таки серьёзные основания опасаться преследования со стороны светской и особенно – религиозной власти, – и, что самое главное, заполнил свою Книгу невообразимыми самовосхвалениями, хвастовством и прямым враньем относительно своей биографии, неминуемо рискуя вызвать насмешки и неприятие со стороны прекрасно знавших его соплеменников, образованных иерусалимлян (как он мог не учитывать их реакцию? Ведь для них эта Книга и писалась (не будем рассматривать версию о потомках)), – то это значит только одно: Книга должна была быть анонимной. Это мы обязаны принять в качестве непреложного факта. Не было никакого известного Кох̃е́лета, «обучавшего народ знанию» (это псевдоним, как следует из наших рассуждений, и сочинён-то, скорее всего, специально и только для Книги). Малейшая возможность отождествить Автора не с Соломоном, как это произошло, а с неким вполне реальным, вполне конкретным иерусалимлянином – и его жизнь в Иерусалиме стала бы, пожалуй, невыносимой.
Автор представлял собою нечто, совершенно отличное от тех невыносимых самовозвеличений из I и II главы. Возможно, некий намёк нам даёт сам Автор (он почти проговаривается) в отрывке из IX главы: «Такую я видел мудрость под солнцем, и великая она была для меня (sic!) /…/: мудрость бедняка презирают и не слушают его слов…» – ст. IX.16.
Только полная анонимность, ложноподписанность Книги может объяснить все странности и с самообозначением Автора, и с его беспардонным хвастовством и враньём относительно своей биографии: в этом случае «сын Давида, царь в Иерусалиме» было задумано просто как именование Соломона; «Кох̃е́лет» – сочинённый специально для этого мнимого автора и для Книги легко узнаваемый псевдоним; и уж, конечно, Соломону никак не возбранялось открыто называть себя и самым богатым, и самым великим и мудрым человеком на свете.
(Вызывает некоторое недоумение, почему ни один из комментаторов не попытался взглянуть на эту проблему (самовосхваление, самовозвеличение Автора), исходя из содержания самой Книги, изнутри, с психологической, так сказать, стороны – относительно того впечатления, которое Книга неминуемо произвела бы на читающую публику, хорошо знавшую их соплеменника с якобы всем известным то ли прозвищем, то ли псевдонимом, то ли общественной должностью «Кох̃е́лет». Возможно, тогда иным из них легче было бы не утверждать так категорично, что «Кох̃е́лет» – известное в Иерусалиме прозвище – псевдоним некоего общественного деятеля и по совместительству – философа, что Эпилог к Книге прописан каким-то его почитателем и что он вообще не стоит внимания.)
С. Итак,
Книга Кох̃е́лет – ложноподписанная книга.
Книга Кох̃е́лет – полностью анонимная книга. Прозвище «Кох̃е́лет» не было прозвищем некоего конкретного израильтянина, а было сочинено специально для Книги в качестве обозначения Соломона.
Это значит – см. Эпилог, – что утверждения о том, что «Был Кох̃е́лет мудр», «он обучал народ знанию» и т.д. написаны человеком, который не мог знать никакого реального «Кох̃е́лета». Он, современник Автора, если уж к нему относить авторство Эпилога, вполне мог знать о каком-нибудь конкретном мудреце, скажем, о некоем Хагаве бен Иона или каком-нибудь другом, и о том, что он действительно поучал народ, (мало ли тогда было «хахамов» в Палестине, каждый из которых, уж конечно, считал своим долгом «обучать народ знанию»!) Но знать конкретного мудреца с конкретным прозвищем «Кох̃е́лет» он не мог, потому что мудреца с этим прозвищем просто не было. Естественно, он вполне мог быть знакомым и слышать настоящего Автора, восхищаться его поучениями. Ну и что? Он-то ведь едва ли мог знать, что это строго анонимная и ложноподписанная Книга создана именно им, – ну разве что предположить в нём, в почитателе таланта Автора, некую недюжинную проницательность. Тем более Кох̃е́лет, если и «учил народ знанию», то, вероятно, отнюдь не тому и не теми словами, которые изложил в своей Книге. (Как можно было «учить народ» сентенциями вроде: «Не будь слишком праведен!» – VII.16, или: «Это Бог – ради сынов человека, чтобы поняли сами, что они – это скот, и только! – III.18) Вряд ли многие могли понять его сокровенное: «Тщета без смысла, – всё тщета!» Для большинства научаемых, обычных малообразованных израильтян, требовалось нечто более приземлённое и религиозно-назидательное – наподобие довольно плоских изречений из V или X главы. Итак, Эпилог, где говорится об известном мудреце Кох̃е́лете, является блефом. Его не мог написать некто другой – какой-то почитатель мудреца Кох̃е́лета – прежде всего потому, что мудреца с прозвищем «Кох̃е́лет» не существовало в природе.
D. Следовательно, Эпилог к Книге, вполне вероятно, написан самим же Автором. В этом Эпилоге он, кстати, в первый и последний раз (после хвастовства из I и II главы: «и золота я собрал, и серебра, и сокровищ от царей и областей подчинённых…») сообщает о себе чистую, бесхитростную правду: о том, что действительно обучал народ знанию, собирал и составлял изречения и пытался записать их красиво.
Е. Ещё один довод в пользу принадлежности Эпилога Автору может дать внимательное прочтение его концовки. Это очень малозаметные детали, но они говорят о многом. Смотри: «Старался Кох̃е́лет подбирать слова нужные, и написаны ВЕРНО [им] слова ИСТИНЫ». Вряд ли какой-то даже горячий поклонник творчества Кох̃е́лета решился бы утверждать, что в Книге ВЕРНО написаны слова ИСТИНЫ. (Уж чего-чего, а спорных вещей там хватает.) И ещё одна малозаметная, но показательная деталь. Смотри: «А что сверх них [сочинений мудреца], того, сын мой, остерегись: составлять много книг – конца не будет, и много читать – утомление телу» (XII.12). Вчитаемся внимательно: тот, кто написал эти строки, не только отнёс Книгу Кох̃е́лет к «словам мудреца», но и предупредил чуть ли не о бесполезности составления (сочинения) прочих книг. («Ла-асо́т» – делать, переносное: сочинять, составлять.) Это, надо прямо сказать, уж очень похоже на Автора: тот свою Книгу, как можно догадываться, считал высоким, если не высшим, достижением мудрости, сверх которой и писать-то, в общем, ничего уж не стоит. (Смотри «программный» у Автора стих: «Всё – одна маята, – и никто не умеет сказать!» – I.18) Эта очень малозаметная фраза («составлять много книг – конца не будет, [а что] сверх них, сын мой, того остерегись») уж очень характерно смыкается с Авторскими самовосхвалениями из I и II главы («Вот, я возвеличился и мудрости умножил более всех…»).
F. А вот ещё один довод, сугубо исторический, не имеющий ничего общего со спекулятивными психологическими рассуждениями. Как известно, Книга Кох̃е́лет практически сразу (а может быть и сразу) после написания была признана безусловным творением Соломона и вслед за тем канонизирована, а об иерусалимской мудреце «Кох̃е́лете», «обучавшем народ знанию», не сохранилось не то что каких-то биографических фактов, но даже легендарных сведений. Ничего! И это – в то время, когда еврейская историография (по крайней мере, устная) достигла уже очень высокого уровня? Как раз в то время началась письменная фиксация Мишны (древнейшей части Талмуда); в Мишне приводится имя законоучителя Антиоха из Сохо (жившего то ли одновременно с Кох̃е́летом, то ли еще раньше), приводится его изречение. В другом месте упоминаются ученики Антиоха – Шемайя и Аталион (безусловные современники Кох̃е́лета), приводятся их изречения, даются детали их биографии. А о мудреце «Кох̃е́лете», «обучавшем народ знанию», выходит, не знали даже его современники, не говоря уж о потомках.
G. Есть только один, по-видимому способ отнести Эпилог не к Автору, а какому-то его почитателю. Этот человек, возможно, и сочинивший Эпилог к Книге, был не просто почитателем или учеником Автора, а таким (единственным?) его учеником, который был наиболее доверенным лицом Автора и был готов разделить с ним смелый замысел: «выпустить в свет» достаточно смелую, достаточно еретическую и ложноподписанную Книгу, сохранив при этом в тайне весь замысел. Ведь был же у пророка Иеремии его верный друг Барух, секретарь и писец, составивший основной текст Книги Иеремии и вообще – деливший все тяготы нелёгкой судьбы пророка? Или это был сын Автора? Внук? Как известно, внук Иисуса, сына Сираха, не только бережно сохранил очень объёмную книгу поучений деда, но и приложил немало труда к её переводу на греческий – он сам об этом говорит в предисловии
(Вообще говоря, подобные предположения уводят нас в область химер: можно предполагать, что Книга Кох̃е́лет и передавалась из поколения в поколение, или что она была написана в Александрии, или в Вавилоне, или пролежала, хранясь, у какой-нибудь неведомой секты, или значительно позднее была найдена в некоей синагоге или в частном собрании и т.п. При подобных предположениях, а их можно придумать множество, анализ Книги Кох̃е́лет теряет всякий смысл.)
H. То есть – Третий редактор? На это косвенно указывает употребление в Эпилоге вместо обычного у Автора слова «Элохи́м» (Бог) эвфемизма: «Единый Пастырь». Кроме этого, очень уж соблазнительным было бы считать изначальную «закольцованность» Книги: Автор начал её с «Тщета и всё пустое, всё тщета!» и заканчивает тем же: «Тщета без смысла, всё тщета!» (I.2, XII.8). В таком «закольцованном» виде поэма, безусловно, смотрится эффектнее, концентрированнее. Однако, то ли Автор не удержался и приписал после XII.8 несколько строк о себе и своих занятиях мудростью (ведь не мог же он в своём главном сочинении ограничиться лишь откровенным враньём из I и II глав?), то ли его ученик, Третий редактор, добавил восхваление учителя (и этим, безусловно, эффектность концовки Книги была ослаблена) – решить совершенно невозможно. Невозможно всё же до конца быть уверенным, что Эпилог вписал сам Автор. Маловероятно, но (всё возможно), что это был Третий редактор. Разница между «Элохи́м» в основном тексте Книги и «Единый Пастырь» в Эпилоге не означает в данном случае почти ничего существенного и легко может быть объяснена в пользу любой версии.
I. И даже если это всё же был Третий редактор, то он, возможно, тоже ничего не мог знать о реальном мудреце «Кох̃е́лете», «обучавшем народ знанию»: перед ним находилась книга, единодушно признанная творением Соломона («сына Давида, царя и Иерусалиме»); сам он тоже в этом нисколько не сомневался; и в Эпилоге он и восхвалил-то никого иного, как Соломона (а не подлинного Автора): тот легендарный царь, как известно, тоже «изрёк три тысячи притчей, /…/ и приходили от всех народов послушать мудрости Соломона» (3 Цар. 4.32-34).
J. Все наши дальнейшие рассуждения по поводу авторства Эпилога можно свести к очень простой, в сущности, дилемме: либо «Кох̃е́лет» – это известное в Иерусалиме прозвище – псевдоним некоего конкретного мудреца, и, тогда, конечно, Эпилог вполне мог быть написан неким его почитателем (но тогда как же быть с шокирующими самовосхвалениями Автора?) – либо «Кох̃е́лет» – это лишь псевдоним, придуманный Автором специально и только для Книги и для Соломона. Следовательно, Эпилог, где сообщается об известном мудреце Кох̃е́лете – блеф. Этот Эпилог, вероятнее всего, присочинил сам Автор.
Резюмируя, мы приходим к выводу, что «Эпилог» к Книге (ст. XII.9-12) при всей кажущейся его простоте – поистине труднейший фрагмент в плане определения авторства, и невозможно решить, принадлежит ли он самому Автору (скорее всего), либо некоему Третьему редактору (что менее вероятно).
В нашем длиннейшем и чрезмерно затянувшемся комментарии наступил определённый этап: мы разобрались со ВСЕМИ возможными редакторскими вставками, и теперь есть смысл привести просто их полный перечень.
Полный перечень вставок в Книге Кох̃е́лет (по мнению Автора этого комментария)