И это тоже тщета!
(пропуск)
VII.7 Ибо угнетение [других] обезумит мудреца,
И погубят сердце подношения.
(По поводу других возможных пропусков в тексте – а их, вероятно, всего 2-3 – мы останавливаться не будем.)
(Необязательное отступление)
Чтобы показать, насколько сложное и субъективное (и даже опасное) занятие – отделять авторский текст Книги от позднейших наслоений, – есть смысл поведать собственную историю изучения одного отрывка текста, который я очень долго считал вставкой – ст. X.20.
Очищение Книги от позднейших наслоений – ответственнейшая и опасная работа: всегда, в любом случае, есть вероятность (а иной раз – большая вероятность!) ввиду субъективизма либо недостаточной аргументированности (или даже пробела в знаниях) вырвать из текста подлинную авторскую строку и тем самым исказить смысл – конкретного отрывка текста, это ещё куда ни шло! – дело обстоит ещё серьёзнее и страшнее: исказить смысл всей Книги, ибо часто, очень часто при изучении Книги Кох̃е́лет отсутствие или присутствие, даже просто другое возможное чтение отдельных ключевых фраз и даже отдельных слов неузнаваемо меняет вообще всё умонастроение и содержание Книги. Уж в этом-то я убедился как нельзя более твёрдо на собственном опыте. Мы практически получаем совсем другую книгу – с другим содержанием, с другим эмоциональным зарядом. (Не надо далеко ходить за доказательствами: присутствие в библейской Книге Екклесиаста, или Проповедника» редакторских вставок и целого ряда неточно, а вернее сказать, намеренно тенденциозно переведённых стихов неузнаваемо меняет содержание этой трагической гениальной поэмы. Библия, ст. I.2: «Суета сует, – всё суета…» – некие вялые поучения пресытившегося жизнью мудреца. М. Рижский; тот же ст. I.2: «Величайшая бессмыслица, всё бессмысленно!» И это – только перевод одного единственного начального стиха. Перед нами – действительно две абсолютно разные книги.) Библейский «Екклесиаст», хоть и проявил некую толику свободомыслия («суета сует» и всё прочее), но в других местах (см. вставки) недвусмысленно заявил, что существует, мол, и Божественная справедливость, и правый Божий суд, и справедливое воздаяние. Ей-Богу, мне сейчас даже непонятно, как я мог в своё время получать удовольствие от первого знакомства с Библейским вариантом этой книги.
«Книга Екклесиаста, или Проповедника» именно благодаря своей религиозно-назидательной редактуре (а обратный процесс – хочу подчеркнуть – это тоже род редактуры!) из изумительного философско-поэтического шедевра в Библии превратилась в некое твердолобое, косноязычное сочинение, которое и читать-то не всегда возможно без интенсивно выделяемой желчи.
Работа реставратора – опаснейшая работа: лишний мазок, лишний скребок – и в конце трудов пред тобой предстанет не лик, а мурло. Работа реставратора – в высшей, высочайшей степени мучительное занятие; замешанное на всегдашней неуверенности и страхе: а может быть, вырвав из текста некую строчку как редакторскую, я просто недопонял Автора, исказил его мысль, исказил саму содержательную «начинку» Книги? Как убедиться, что это не так?! Путеводителями здесь должны были бы быть любовь к Книге, её понимание и чувство меры – но как, скажите, не «отреставрировав» Книгу, правильно понять её, а не поняв – как пытаться «отреставрировать»?!
(Конец отступления.)
Как продолжение сказанному речь пойдёт об отрывке X.20.
Читаем:
X.20 Однако [и] в мыслях царя не проклинай,
И в спальном покое – не кляни богача:
Ибо птица небесная перенесёт твою речь,
И, крылатая, поведает дело.
Повторим, что этот отрывок текста я очень долго считал не принадлежащей Автору вставкой. Мало того, что речь здесь идёт о конформизме («и в мыслях царя не кляни!», «и в собственной спальне не злословь богача!») – так ещё и вовсе не потому, что надо минимально уважать верховную власть – по «Конфуцианским», что ли, мотивам – мотивы здесь совершенно другие: какая-то уж совсем недостойная Автора обыкновенная трусость: птица перенесёт речь! Птица объявит дело! Поистине смехотворные предлоги. И если ранее Автор, не впадал ни в страх, ни в раболепие по отношению к вышестоящим властям (ст. IX.17, X.4-7, X.16-19), равно как и в страх перед бедностью и тяготами или в заискивание перед богачами (ст. V.9-16, XI.1-2) – в чём проявлялось его характерное стоическое спокойствие, готовность без унижения и бурной радости принять и счастливое, и несчастливое стечение обстоятельств, и гнев, и милость власть предержащих, – то в данном отрывке мы этого спокойствия и уверенности в себе не наблюдаем. Смотри, как бы богач не узнал! Потому что птичка может пересказать твои слова! И ведь кого «не злословь» (קלל – ругать, клясть) – пусть бы царя, это и в самом деле, допустим, грешно, – а то – скопидома! Поистине трудно считать это подлинным авторским советом – тем более, что сразу перед ним идёт целый текстовый блок из предельно смелых обличений тех самых власть предержащих:
X.16 Горе тебе, страна, чей царь – невольник,
А князья твои поутру пируют!