VIII.1 «Кто – как мудрый, и кто понимает значение вещей? Мудрость человека просветляет его лице, и суровость лица его изменяется».
(А далее следует уже новый, абсолютно с этим не связанный текст: VIII.2: «Я говорю: слово царское храни…» – и т.д. – этот стих открывает совершенно самостоятельный блок, посвященный взаимоотношениям человека и царской власти.)
(Чтобы не вводить в заблуждение едва ли возможного читателя дальнейшими штудиями и реконструкциями текста, следует пояснить: древнееврейское מי («ми») чаще всего означало вопросительное местоимение – «кто?» – но вполне могло переводиться и в смысле «тот, кто», «который». Смотри хотя бы Еккл. V.9 («И тот, кто…» – «ми»). Этим и объясняется разница в переводе: «Кто?» (в Библии) и «Тот, кто» (в предлагаемом переводе)).
Так вот, с исключением этой вставки VII.29 весь текст вплоть до VIII.1 оказывается цельным и связным, а странный стих VIII.1 превращается просто в резюме, в концовку рассматриваемого «итогового» Авторского блока конца VII главы. Иным становится сам смысл текста. Сравните:
VII.25 Старался я и сердце своё
Узнавать, и исследовать, и разыскивать мудрость и замысел; /…/
VII.27 Смотри, я вот это нашёл – сказал Кох̃е́лет, –
Шаг за шагом отыскивая замысел.
VII.28 Чего ещё искала душа моя, но я не находил:
Человека, –
из тысячи одного находил;
А женщины во всех этих [найденных] –
Не находил.
VIII.1 [Таких], кто подобен мудрецу,
Кому ведом смысл реченья:
«Мудрость человека просветлит его лик,
Надменность его лика преобразится».
Вот начало и конец этого итогового фрагмента VII главы. Слишком хорошо заметно, что это – цельный, законченный, самостоятельный фрагмент с естественной концовкой в виде стиха VIII.1 и с определенной тематикой: речь идет о замысле, который Кох̃е́лет пытается найти в собственном сердце, и в мире, и в настоящих людях. Кстати сказать, плохой Библейский перевод не делает здесь (и вообще нигде) никакого различия между вставками и подлинным текстом (этим, увы, грешат и крупные отечественные библеисты: Шифман, Дьяконов), вследствие чего получается не только сумбур и бессвязность Книги целиком, но и в частности – среди стихов, составляющих этот отрывок. В Библии «адам» почему-то переведён как «мужчина», и получается: «Мужчину [настоящего] – одного из тысячи нашёл, а женщины [подобной] между всеми ими – не нашёл» (ст.VII.28) Это уже выглядит просто неким подозрительным упоминанием о всех женщинах до единой – мол, достойных из них нет в природе; Кох̃е́лет вовсе не это хотел сказать. Смысл этого резюме другой: «Я искал человека – и находил из тысячи, а из женщин – не встречал ни одной, – которых можно было бы назвать истинными мудрецами, которым ведом смысл древнего мудрого изреченья».
И на этом вопрос о принадлежности стиха VII.29 пора закрыть.
(Необязательное отступление)