– Мой мир, как и время в нём, давно сдвинулся с места. Я даже не знаю, в прошлом мы сейчас или в будущем от моего рождения.
– Ясно… – парень сразу же сник. – А как называется ваша родина?
– Сор-Олум, мертвый солончак. Я Мизгирь, сын Хорта из рода Кречета.
– Нет… не слышал я про такое место… Фонологически похоже на какую-то среднюю Азию. Ладно, неважно, – он покосился на стрелка. – Меня Ярик зовут. Ярослав Халиченко. Мы с мамой в Пскове жили… раньше. У нас машина была, квартира. Я в гимназию ходил… с физико-математическим уклоном. А потом мы решили поехать к бабушке в деревню на каникулы. И я… – он замялся. – Пошел в уборную через огород, открыл дверь – и попал вдруг сюда, – он отчаянно и коротко всхлипнул. – Мама, небось, волнуется, ищет меня. И бабушка… А я даже не могу дать знать, что живой. И что им опасность грозит.
– Какая опасность? Нашествие? – Мизгирь подобрался весь.
– Да. – Ярик придвинулся к нему ближе, звякнув цепью. – Когда этот магистр тайного ордена соберет всю связку своих ключей, то есть нас, он будет открывать порталы куда ему вздумается. И это будут не двери даже – ворота! И он поведет через них свои армии. Вы представляете, что тогда будет?!
Стрелок молча кивнул. Он представлял. Более чем.
– Знаете, что сейчас с вашим другом делают? – Ярик пронзительно глянул на него исподлобья. – Ставят на него… как это объяснить… Синхронизатор… ограничитель. Думаете, это просто ошейник? – он тронул широкую стальную полосу на горле. – Они туда что-то впаивают – и это одновременно подавляет нашу волю – и формирует энергетическую связь. Принцип, родственный работе трансформатора. Мы создаём общее магнитное поле.
– Опять пошел свою ересь талдычить, – проворчал Федька себе под нос. – Я ж говорю, блажной! Мало я ему навалял тогда! И в бога-Христа нашего не верует. Вон, вместо креста на шее какую-то погань таскает! Язычник!
– Да это просто значок! Эмблема рок-группы! – обиженно взвыл Ярик. – А ты дубина! Одни свои гусли и знаешь!
– Я тебе сейчас такую дубину покажу! – Федька кинулся было на него, брякая кандалами, но тут чья-то коленка врезалась ему в бедро, и он, взвыв, отлетел в сторону.
– Хватит лаяться, будто псы цепные! – гаркнул чернявый горбоносый парень, сердито сверкнув глазами. – Хотя… чего уж там… цепные и есть, – процедил он вполголоса, но Мизгирь, однако же, разобрал и устало усмехнулся.
– Ма олен хирмуль! – рыженькая, вся усыпанная веснушками девочка вдруг расплакалась, принялась размазывать слёзы по грязным щекам.
И тут повозка остановилась. Снаружи послышалась чужая гортанная речь, лязгнул засов. Все мигом смолкли – будто выключили их. Мизгирь тоже замер, прикинулся мёртвым: негоже выпрыгивать, не разведав толком обстановки и сил противника. А сам наблюдал сквозь смеженные ресницы.
Двое амбалов в белых, с чёрными крестами плащах поверх кольчуг, зашвырнули в повозку бесчувственного Ивашку, закованного в кандалы, ловко продели цепь и через его ошейник. Мальчишка всхлипнул, не приходя в себя, подтянул коленки к груди. Светлые волосы его сбились в колтун, слиплись от крови.
У стрелка внутри захолонуло: только ведь начал малец обживаться, оттаял чуть – и опять! На новые муки. Что за судьба у него такая?!
И ведь никто в деревне не знает, что с ними – равно как и о надвигающейся беде. Нет, не пощадят эти рыцари селян – всё разграбят, пожгут! А Танкист… Танкист там один!
Мизгирь едва не скрипнул зубами, в который раз кляня себя за беспечность.
И тут Ивашкины веки дрогнули. Он выдохнул, повёл вокруг себя мутным растерянным взглядом, будто ища кого.
– Здесь я! Не бойся! – стрелок обхватил его за плечи, прижал к себе, уткнулся лицом в макушку. Ивашка обнял его в ответ, с трудом унимая нервную дрожь. Мизгирь даже через рубаху ощутил тяжесть и холод его оков.