Я молча сделал несколько шагов вперед в направлении маленького солдатика. Обращаясь к Радко-Дмитриеву, я сказал:
— Генерал, приказываю вам немедленно демобилизовать этого солдата. Отправьте его немедленно в его деревню. Пусть его односельчане знают, что русской Революции не нужны трусы.
Мой неожиданный ответ произвел трогательное впечатление на всех присутствующих. Сам солдатик стоял, дрожа, немой и бледный. А потом он упал в глубокий обморок. Вскоре я получил от его офицеров просьбу отменить приказ о его демобилизации. С ним произошла глубокая перемена. Теперь он был примером служения другим.
Из 12-й армии я направился в район 5-й армии[8], которой командовал генерал Юрий Данилов, который первые полтора года войны был генерал-квартирмейстером штаба великого князя Николая Николаевича, в то время Верховного главнокомандующего.
Генерал Данилов
Этот генерал обладал не только стратегическим талантом, но и значительной политической проницательностью. Он был одним из первых и немногих среди высших командиров, усвоивших новую солдатскую психологию на фронте, и сумел конструктивно сотрудничать со здоровым и патриотичным большинством его армейского комитета.
В то время генерал Данилов считал фронтовые комитеты очень ценными, так как в 5-й армии в начале лета возникла довольно сильная большевистская пропагандистская организация. Особенно деятельно в деструктивной работе этой организации, путем поощрения братания и сеяния вражды к офицерам, принимал участие некий доселе никому не известный полковой врач Склянский.
На большом собрании в Двинске представителей всех комитетов 5-й армии и в присутствии командующего и его штаба мне было предложено слово. Все, от командира до рядовых, ожидали, что «товарищ» Склянский, активно занимавшийся разглагольствованиями перед комитетом и солдатами, воспользуется случаем и вступит в словесную дуэль с военным министром.
Встреча продолжалась. Первым выступил командующий, затем руководители армейского комитета, за ними делегаты из окопов. Но Склянский промолчал. Он не только не проявлял желания разоблачать «империалистические» и «реакционные» усилия Временного правительства, но упорно стремился держаться как можно дальше от центра. Инцидент очень походил на повторение моего опыта с маленьким солдатом в 12-й армии.
И действительно, непонятное и необъяснимое молчание доктора окончательно разозлило солдат, особенно окопных, наиболее подверженных искушениям большевистской демагогии. Я наблюдал какое-то движение вокруг Склянского.
Вскоре мы заметили, что между ним и его соседями шел тихий, но довольно энергичный обмен репликами. Очевидно, доктора призвали сделать что-то, от чего он отказался.
Наконец стало ясен смысл этой сцена. Солдаты пытались заставить Склянского говорить. Постепенно его вытолкали к командирам.
Э.М. Склянский
— О нет, — услышали мы, — уж будьте так любезны, выступить здесь. Если все, что вы нам рассказали — правда, то нечего бояться. Сейчас мы послушаем, что вы хотите сказать.
«Товарищ» Склянский стоял, сконфуженно растерянный, среди взрывов смеха. Наконец, колеблющегося вождя мировой революции из 5-й армии вытолкнули на трибуну.
Он был вынужден говорить. То, что он сказал, было обычным большевистским вздором, но в его словах не было ни эмоций, ни огня, ни убежденности.
Конец эпизода был очень печальным для «товарища» Склянского и его лейтенантов. Его дуэль с военным министром стала известна всей армии, причем в довольно смешном для большевиков свете. Впоследствии отважный революционер Склянский стал помощником военного комиссара Льва Троцкого.
После поездки по фронту и двух вдохновенных дней в Москве я 1 июня вернулся в Петроград. Нужно было закончить какое-то важное государственное дело и вернуться к середине июня на Галицийский фронт для наступления.
Глава IX
Наступление неизбежно