Книги
Картье. Неизвестная история семьи, создавшей империю роскоши
Из разговоров с Жан-Жаком Картье
Долгие путешествия начинали утомлять Жака; а вернувшись домой, он не находил времени на восстановление сил. Если не устраивал крупных мероприятий – таких, как выставка жемчуга Персидского залива летом 1928 года или парад драгоценностей и моды для «Французского Общества» с участием Ланвен и Ворта весной 1929 года, то принимал французских гостей в качестве главы «Альянс Франсез», встречался с клиентами в отеле Brown"s в Мэйфере или обсуждал новые идеи с дизайнерами. В будние дни он ужинал вне дома – с Марго Асквит и ее друзьями в особняке в Мэйфэре или с продавцом Беллендже и его невестой в Патни; через день – с махараджей в отеле Savoy. А еще были опера, театр и благотворительные мероприятия, в то время как выходные рассматривались как возможность принять друзей и клиентов в Милтон-Хит. Это мало чем отличалось от активности Пьера в Нью-Йорке, но у Жака было слабое здоровье после туберкулеза и отравления газом во время войны. Ему было за сорок, но бывали дни, когда он чувствовал себя на десятки лет старше.
Пьер считал, что его младший брат заслуживает общественного признания за свои труды, и предложил выдвинуть его кандидатом на получение французского ордена Почетного легиона. Жак убеждал его от этого отказаться. «Ты очень хороший брат, если думаешь о награде для меня, но сейчас я мало делаю для французов в Лондоне. Я помогал организовывать мероприятия, и это было оценено, но не сейчас». Вместо этого, сказал Жак, он был сосредоточен на чем-то другом. Объем работы, поступавший от индийских клиентов Cartier, достиг небывалых высот, и он только что вернулся из Парижа, где «получил контракт от махараджи Бароды, по которому мы являемся его официальными советниками, с Cartier S.A. и Ltd. На сумму £ТС КСК». Прошло 18 лет с тех пор, как Жак был вытеснен из Бароды ревнивыми придворными ювелирами, но это стоило долгого ожидания: £TS, KSK был кодом Картье для 60 000 фунтов стерлингов (около $4,6 миллионов сегодня). Гаеквад, правитель Бароды, был не единственным индийским клиентом, вознаградившим терпение Cartier значительными заказами.
Летом 1925 года главный парижский продавец Cartier был вызван в элегантный отель Claridge на Елисейских Полях весьма уважаемым клиентом. Один из богатейших людей в мире, махараджа Бхупиндер Сингх из Патиалы не делал ничего наполовину. С пятью женами и зверским аппетитом на все виды роскоши: от «роллс-ройсов» до самолетов и бриллиантов, он олицетворял восточное великолепие. Когда 14 лет назад Жак посетил его в Индии, махараджа больше интересовался продажей драгоценных камней, чем их покупкой, но теперь он решил обновить свою коллекцию фамильных драгоценностей, чтобы затмить собратьев – индийских правителей.
Зная по опыту, что индийский правитель не любит, когда его заставляют ждать, г-н Муффа быстрым шагом направился от дома 13 по Рю де ла Пэ к отелю Claridge. По прибытии в огромный королевский люкс продавца провели в гостиную и попросили присесть за столик у окна. Пока он ждал появления своего уважаемого клиента, перед ним поставили большую деревянную коробку. Через несколько минут в комнату вошел осанистый 34-летний правитель и распорядился, чтобы шкатулку открыли.
Муффа заглянул внутрь. Шкатулка была заполнена, казалось, сотнями смятых газетных страниц. Когда он в замешательстве поднял глаза, махараджа попросил его посмотреть внимательнее. Муффа осторожно раскрыл один из листов бумаги, и на стол упал большой бирманский рубин. Когда правитель одобрительно кивнул, Муффа продолжил. В следующий лист был вложен бриллиант величиной с ноготь большого пальца. А потом еще один. И еще один. Там были белые бриллианты, желтые бриллианты, коричневые бриллианты, бриллианты с зеленоватым оттенком, другие с розовым оттенком. Там были темно-красные рубины и ярко-зеленые изумруды. Там были браслеты, серьги и ожерелья. Муффа, знаток драгоценных камней, проработавший в Cartier более двадцати лет, изо всех сил старался скрыть свое благоговение и придать лицу профессиональное выражение.
Махараджа Патиалы Бхупиндер Сингх, давший Cartier один из самых крупных заказов, и его шесть жен. Слева сидит Рани Сахеба Гулервале – на ней колье Cartier с рубинами, жемчугом и бриллиантами
Махараджа Патиалы сказал Муффе, что он хотел бы переставить свои драгоценные камни в более современные украшения. Объяснил, что хочет получить драгоценности, достойные короля. Муффа снова кивнул и достал блокнот и серебряную ручку. «Что вы делаете?» – спросил махараджа. Муффа ответил, что он просто записывает каждое украшение и каждый отдельный драгоценный камень в шкатулке, чтобы была опись драгоценностей, которые правитель сдавал на хранение Cartier. «Мне это не нужно! – быстро ответил правитель, ни на секунду не усомнившись в том, что Cartier можно доверять. – Пожалуйста, просто возьмите их!»
Cartier понадобилось три года, чтобы превратить драгоценности махараджи в коллекцию, которая войдет в историю ювелирного искусства. Там были украшения для головы, ножные браслеты, браслеты на верхнюю часть руки и традиционные индийские драгоценности хатпул (носится на тыльной стороне ладони, связывая браслет и кольца), украшения для носа с бриллиантами, рубинами, изумрудами и сапфирами. Более двухсот жемчужин были просверлены, чтобы сделать один браслет. Но одно ожерелье затмевало все! Содержавшее в себе 2930 бриллиантов, весивших более тысячи карат, оно было оправлено в платину и дополнено бирманскими рубинами. В центре находился желтый 234,6-каратный алмаз «Де Бирс» – размером с мяч для гольфа, седьмой по величине алмаз в мире.
Несмотря на все свое великолепие и важность, заказ из Патиалы в конечном итоге не стал финансово привлекательным для Cartier, прежде всего потому, что махараджа сам предоставил большую часть драгоценных камней. Но это сотворило настоящее чудо с образом Cartier на Западе, где индийские правители были олицетворением недосягаемого великолепия. Когда Cartier показали драгоценности махараджи на выставке на Рю де ла Пэ, 13, посетители стекались со всего мира, чтобы увидеть их. Джей. П. Морган, сообщает The New York Times, сказал, что «он никогда не видел ничего подобного». «Мы перенеслись в мир тысячи и одной ночи, – воскликнул обозреватель французского журнала L’Illustration. – Это мир грез, воплощение ускользающей восточной мечты!.. Красота и значимость этой коллекции превосходят всякое воображение». Если до этого и были какие-то сомнения в известности Cartier в ювелирном мире, это полностью их рассеяло. «В Америке, где мы любим называть королей, Cartier был бы королем драгоценных камней. Если он формально не получил титула, то все равно показывает свою власть. По обе стороны океана – как на старом континенте, так и на новом – Cartier является непревзойденным королем драгоценных камней».
Ожерелье Патиалы сверкало под светом индийского солнца в течение двух поколений, символ власти, богатства и изысканного европейского вкуса, но в 1948 году оно вызвало скандал, когда объявили о его пропаже из королевской сокровищницы Патиалы. В течение последующих тридцати четырех лет о нем ничего не было слышно, после чего алмаз «Де Бирс» таинственным образом возник на аукционе Sotheby’s 1982 года и был оценен в 3 миллиона долларов. Шестнадцать лет спустя часть ожерелья появилась в небольшом антикварном магазине в Лондоне. Очевидно, камень «Де Бирс» пропал, но пропали и остальные крупные бриллианты. Остов ожерелья купил Cartier, заменивший впоследствии недостающие камни на копии. Говорят, оригинальное ожерелье было бы оценено в 30 миллионов долларов.
Махараджа Ядавиндра Сингх, сын Бхупиндера Сингха, в колье Патиалы
Жак все еще думал об открытии небольшого филиала в Индии. Ездить туда все время или посылать случайного продавца или эксперта по драгоценным камням, когда он сам не мог это сделать, было лучше, чем ничего, но он получил бы там гораздо больше работы, если бы торговцы и клиенты знали, что Cartier всегда открыт для бизнеса, а не только на несколько месяцев в году. У него были и другие идеи. Он хотел купить отдельную мастерскую в Лондоне, чтобы сосредоточиться не на ювелирных изделиях: золотых и серебряных футлярах, зажигалках, коробках и часах, а также вложить средства в небольшую мастерскую в Париже. Хотя он и Пьер пользовались парижскими ателье, это было неэффективно: «Требуются месяцы, чтобы завершить то, что должно быть сделано за несколько недель, и это замораживает наш запас драгоценных камней на все это время, делая работу слишком дорогой».
Парижской мастерской, о создании которой говорил Жак, будет управлять семья Верджели, доверенная команда, состоящая из отца и сына: «Чтобы проверить ее, я заказал бриллиантовое [и] коралловое украшение для волос, которое было нелегко сделать, и они замечательно справились». Предполагая, что Пьер согласен с его планом, Жак предложил ему разделить расходы пополам – «и ты получишь в свое распоряжение мастерскую в Париже, которая будет работать под моим руководством». Он объяснил в своем письме, что пока не предупредил Луи об идее парижской мастерской. Зная, что его старший брат может быть непостоянным, он хотел сначала услышать ответ Пьера.
Но несмотря на идеи Жака и волнения по поводу будущего, что-то терзало его: теоретически он мог считать себя хозяином лондонского королевства Cartier, но на практике братья оставались основными акционерами. Когда он только переехал в Англию, это не особенно его беспокоило. Он был взбудоражен творческими возможностями и больше руководствовался своим долгом перед семейной фирмой и любовью к братьям, чем какой-либо финансовой выгодой. В его многочисленных письмах подчеркивается личная связь: «Мой дорогой Пьер, – начинает он типичное письмо, – мы с Нелли радуемся, что Эльма вышла победительницей из этой суеты, и надеемся, что она полностью выздоровела. У тебя были трудные времена! Необычайное мужество и боевой дух твоей жены были, я уверен, одним из элементов успеха операции». Только после этого он писал четыре страницы новостей, связанных с работой, и подписывался «с любовью». Прежде всего, они были семьей: «Мы будем думать о вас под нашей маленькой покрытой снегом крышей, под очень синим небом, полным звезд, которые сияют и над вашими головами, как бы говоря, что это Жак посылает вам свои добрые пожелания от всего сердца».
Однако все чаще и чаще случались моменты, когда даже пребывающий в состоянии дзена Жак впадал в отчаяние. В 1928 году, желая расширить бизнес, Жак предложил увеличить капитал компании Cartier Ltd. Оба брата заблокировали его просьбу. Пьер утверждал, что можно было бы финансировать компанию за счет денежных потоков. «Чистая прибыль Limited [Cartier London] всегда была аномально мала по отношению к объему продаж… в связи с тем, возможно, что вашим продавцам разрешено предоставлять скидку 10 процентов большинству клиентов». Он советовал Жаку: «Ты должен покончить с этой практикой, которая лишает акционера справедливых дивидендов, а компанию – резервов для естественного роста и будущего развития». Пьер даже послал своего финансового контролера, некоего мистера Дьюри из Нью-Йорка, чтобы сделать в Лондоне ряд рекомендаций, которые, как он настаивал, должны быть «абсолютно приняты и строго соблюдены».
Понятно, что в какой-то момент этот вид контроля со стороны братьев – и очевидное отсутствие у них интереса к инвестированию для роста – становились все более трудными и неудобными для Жака. Нелли чувствовала это еще острее. Видя, как усердно работает ее муж, она беспокоилась, что Луи и Пьер злоупотребляют его великодушием. Долго обсуждая это с ним, она пришла к решению, предложив одолжить ему достаточно денег, чтобы он мог купить контрольный пакет акций Cartier London. Ныне она была невероятно богатой женщиной. После смерти отца в 1914 году Нелли и ее братья стали миллионерами. Не нуждаясь в средствах, она наблюдала, как ее наследство спокойно накапливалось в банке Morgan & Co. Сначала Жак отверг ее идею. Он обещал ее отцу, что никогда не тронет ни цента из ее денег, и намеревался остаться верным своему слову. Нелли не была с ним согласна. Он не тратит ее деньги, заметила она, а просто обменивает их на акции своего бизнеса, которые так или иначе перейдут в распоряжение семьи.
В конце концов Жак согласился, поскольку хотел, чтобы его дети унаследовали Cartier London, и написал братьям. Первый ответ Луи был уклончивым. Пьер дал понять, что не возражает против этого предложения; им просто нужно уточнить детали, и это лучше сделать лично. Они договорились встретиться следующим летом в Европе, когда Пьер приедет из Америки.
К концу 1920-х Жак оказался в хорошем положении. Он и Нелли, женатые уже семнадцать лет, по-прежнему были преданы друг другу. Их четверо «цыплят»: от шестнадцатилетней Жаклин до семилетнего Харджеса – были здоровы и в целом счастливы; Дороти подарила им обожаемого внука.