Книги
Картье. Неизвестная история семьи, создавшей империю роскоши
Если бы алмазы были крупными, их можно было бы заметить среди битого стекла. Увы, задача, стоявшая перед Гарднером, была сложнее. Молодой дизайнер работал с маленькими прямоугольными бриллиантовыми «багетами» и еще более мелкими бриллиантами «меле» (которые настолько малы, что их нужно взвешивать оптом), которые в точности напоминали осколки стекла. Он долго думал и наконец составил план. Пока сотрудники не вернулись с обеда, Гарднер запер дверь в отдел и разделся: снял ботинки, пиджак, жилет, брюки и подтяжки, галстук-бабочку, накрахмаленную рубашку и носки. Все должно быть вытряхнуто, чтобы удалить следы случайных «блестяшек» из одежды. Раздетый, он тщательно вытер каждую поверхность. И только тогда оделся, открыл дверь и позвал коллег на помощь.
Момент истины наступил, когда управляющий взвесил найденные алмазы. Как опасался Гарднер, их вес оказался меньше, чем раньше. К счастью, мастерская была сродни семье – люди заботились друг о друге. Заговорщически подмигнув перепуганному Гарднеру, управляющий открыл сейф и достал секретный запас камней, отложенный на крайний случай. Таким образом, потеря была восполнена, но Финстервальд посоветовал Гарднеру не совершать подобных ошибок впредь.
Впервые в своей трудовой жизни Жак не зависел от своих братьев, наблюдавших за работой из Парижа или Нью-Йорка, и ему нравилась свобода, которую давала ему лондонская мастерская. Он мог ухватить кусок древнеегипетского фаянса на восточном базаре или в антикварном магазине в Лондоне, точно зная, как сделать из него брошь в стиле ар-деко и быть уверенным, что у него есть команда, достаточно квалифицированная, чтобы завершить работу именно так, как он ее себе представлял.
С самого первого визита Жака в Египет в 1911 году он был заинтригован этой страной и ее замечательной историей. Поэтому, когда египтолог Говард Картер объявил миру в 1922 году, что он раскопал вход в гробницу Тутанхамона, а вместе с ним подробности и художественные сокровища давно закрытого таинственного прошлого, Жак был очарован. Через 3500 лет в глубине египетской Долины царей были обнаружены ключи к далекой эпохе. Пока фотографии и статьи шли на Запад, Жак аккуратно вырезал их из газет и складывал в свой маленький черный кожаный дневник. Не так уж много вещей попало в этот дневник или оставалось там в течение оставшихся десятилетий его жизни, но это знаменательное открытие показало произведения искусства на «превосходном уровне, вероятно, более высоком, чем в любой последующий период мировой истории». Это было скромное осознание своего места во времени, нечто такое, что остро ощущал младший брат Картье.
Жак был не единственным, кого вдохновили египетские находки. Египтомания охватила Париж, Лондон и Нью-Йорк. После лишений войны люди более, чем когда-либо, были подвержены эскапизму, и Древний Египет внезапно стал единственным, о чем можно было говорить. Модельеры находили вдохновение в таких мотивах, как узоры лотоса, яркие цвета египетских фресок и длинные, драпированные, а иногда и украшенные бисером одежды на древних изображениях. Женщины подводили глаза черной тушью и укладывали волосы, чтобы больше походить на блестящих красавиц прошлого. Яркие коктейли с такими названиями, как «Король Тут», стали «напитками дня» (хотя их наливали тайно в Америке во время сухого закона), и вечеринки на египетскую тематику вошли в моду.
Театральные представления о жизни Клеопатры захлестнули Запад. В Лондоне Жак с Нелли увидели одну из них в театре Daly, и он был так впечатлен главной актрисой, мисс Эвелин Лэй, что «ему пришло в голову, что она достойна драгоценностей, которые на самом деле носила Клеопатра, – так писали газеты, – и поскольку у него такие были, он решил одолжить их ей на один вечер». Драгоценности, оцененные в 150 000 долларов (около $2,2 миллиона сегодня), доставил в театр для специального представления детектив, а затем забрал вооруженный охранник. И хотя мисс Лэй была предметом зависти присутствующих дам в драгоценностях Клеопатры, она была не единственной, кто мог себе позволить подлинные древнеегипетские украшения. Картье создал совершенно особую коллекцию.
Мисс Эвелин Лей в роли Клеопатры в лондонской постановке 1925 года, на которой побывали Жак и Нелли
«Женщины, интересующиеся египтологией и Тутанхамоном, теперь могут носить настоящие древние сокровища в современных оправах», – объявила лондонская газета Illustrated London News в январе 1924 года, показывая фотографии египетских творений Cartier London. Эти уникальные предметы включали подлинные антикварные сокровища, приобретенные братьями Картье в европейских магазинах и на восточных базарах.
Задача состояла в том, чтобы сохранить чистоту древнего стиля и одновременно обновить его для современной аудитории. Это не было причудливой попыткой следовать моде того времени, целью было сохранение подлинности. Жак решил усилить цвет темно-синей бусины, датированной 900 года до н э., небольшим количеством бриллиантов и оникса сверху и снизу и превратить ее в простую подвеску. Фигурка Изиды с ребенком 600 года до н. э. была переделана в шляпную булавку – практичную, но оригинальную. Изображение священного барана было помещено в ярко-синий глазурованный фаянс в форме полумесяца с тонкой каймой из бриллиантов и оникса, а трехтысячелетний резной камень – обрамлен черным ониксом. В основу дизайна был положен принцип простого дополнения – никаких радикальных изменений. Он должен был соответствовать оригинальному стилю и оставаться классическим: древние артефакты, пережившие тысячи лет, не следовало превращать в сложные изделия, которые вскоре могли выйти из моды.
Брошь в виде веера, в которой использован древний египетский фаянс, изображающий богиню Сехмет, на лазуритовом фоне с бриллиантовыми звездами. Cartier London, 1923
Луи и Жак вкладывали много энергии в изучение Древнего Египта; у каждого в библиотеке имелось огромное цветное издание «Книги мертвых». Сочетание старинных предметов, глубокое историческое исследование и мастерство привели к созданию редчайших драгоценностей Cartier того периода. Сегодня нет ничего необычного в том, что на аукционе брошь в стиле Египетского Возрождения достигает цены в миллион долларов. Такие вещи, естественно, были хитом среди стильных клиентов 1920-х годов. Они передавали волнение, граничащее с одержимостью, были экзотичны; каждое украшение (братья ограничили выпуск примерно 150 предметами) было уникальным.
Одна клиентка была настолько очарована, что купила несколько штук. Высокая белокурая красотка Айя Абди, порхавшая из Парижа в Лондон и обратно между двумя мировыми войнами, была весьма заметна. Русская аристократка по рождению, она с семьей была вынуждена бежать из своей страны во время революции; позже вышла замуж за английского баронета. Хотя их союз длился всего пять лет, муж, богатый судовладелец и торговец произведениями искусства, известный своим изысканным вкусом, привнес в ее жизнь внушительные средства и связи. Айя стала моделью, пробовала себя в актерском мастерстве, носила фантастические костюмы и называла Шанель и Кокто своими близкими друзьями. Ею восхищались буквально все, и в декабрьском номере Vogue 1928 года красавица появилась с одной из египетских брошей. «Драгоценная песня из Парижа, – гласила подпись. – Ношение драгоценностей – древнее искусство, которому парижанка дает современные интерпретации». Идея «древнего искусства», показанного в современном свете, – вот то, к чему стремились Картье.
Обладая способностью выдвигать уникальные идеи и следовать им, Жак делал себе имя в Лондоне. Его творения были предметом разговоров на званых обедах в городе и в богатых поместьях. Вскоре он стал избранным ювелиром для одной из самых важных клиенток – леди, которая настолько любила драгоценные камни, что взяла себе имя «Изумруд».
Леди Кунард была «самой очаровательной хозяйкой своего времени». Урожденная Мод Берк из Сан-Франциско, она надеялась выйти замуж за внука последнего польского принца. Затем остановила выбор на английском лорде – сэре Бэче Кунарде, внуке основателя судоходной компании Кунарда. Старше на 20 лет, сэр Бэч был, пожалуй, не лучшей парой для экзальтированной американки Мод. Но у него было неплохое состояние.
К 1911 году леди Кунард переехала в Лондон вместе со своей дочерью Нэнси, которой уделялось очень мало внимания. Именно здесь она вступила в свои права. Ее приемы были известны тем, что на них собирались все – от принца Уэльского и доброго друга Роберта Абди (вместе с женой, носившей египетскую брошь) до скромных музыкантов и неизвестных писателей: «да кто угодно, лишь бы они были интересны». Обладая впечатляющими познаниями и любовью к искусству, от французской литературы до немецкой оперы, леди Кунард питала слабость к творческим типам. Ходили даже слухи, что писатель Джордж Мур был отцом ее дочери.
Расставшись с мужем, леди Кунард влюбилась в дирижера Томаса Бичема. Много лет спустя Бичем разобьет ей сердце, женившись в Америке на ком-то еще, но пока они были вместе в Лондоне, леди Кунард горячо поддерживала его музыкальные проекты. Не смущаясь неодобрением известных людей (в том числе оперной дивы Нелли Мелбы), она неустанно организовывала мероприятия в помощь Бичему, призывая друзей и знакомых внести свой вклад в это достойное дело.
Настала очередь Жака поддаться на уговоры. Как объяснила леди Кунард за обедом в отеле Brown"s в Мейфэре, она планировала декабрьский показ мод для благотворительного фонда Бичема – имперской Лиги оперы. И уже подписала на это Дома моды Worth и Callot Sœurs, а также парикмахера парижского общества Эмиля. Для полноты картины нужны были драгоценности. Жаку не потребовалось много времени, чтобы принять решение. Одна из приятных сторон лондонского филиала и мастерской заключалась в том, что ему не нужно было советоваться с братьями. Он с удовольствием согласился. Это было не только благое дело, но и возможность продемонстрировать новейшие идеи перед лучшими клиентами Лондона. «Идея состояла в том, – объяснил Жак Пьеру, – чтобы показать, что могут носить женщины – как с короткими, так и с длинными волосами».
Приступив к работе, Жак предложил дизайнерам разработать идеи для усыпанных драгоценными камнями заколок и современных украшений для волос. Довоенные времена больших причесок (и диадем, которые сидели на макушке) были вытеснены более короткими стрижками, и они требовали изменения аксессуаров. Cartier London выпустил большое количество бандо, которые носили на лбу: с темно-красными акцентами из бирманских рубинов или всплесками ярко-синего цвета из сапфиров.
Всегда думая о новых возможностях дизайна, Жак делал и более необычные предложения. Он подал идею объединить браслеты, чтобы создать ленту для волос. Герцогу Йоркскому (впоследствии – королю Георгу VI) идея понравилась настолько, что он купил такую комбинацию для своей жены: пять браслетов в стиле ар-деко, каждый из которых был украшен разными драгоценными камнями (один с сапфирами, один с изумрудами, один с рубинами и два с бриллиантами), а также рамку, чтобы превратить любые три из них в бандо. Одно особенно яркое бандо, которое можно было разбить на два отдельных браслета, было сделано из резных индийских сапфиров, рубинов и изумрудов. Ранний пример стиля Cartier «тутти-фрутти», оно был достаточно эффектным, чтобы быть проданным еще до показа мод. Покупательницей стала стильная и обладавшая большими связями леди Маунтбаттен, которая, весьма удачно выбрав головной убор, впоследствии стала вице-королевой Индии.