21 июля Пьер и Эльма стали почетными гостями на завтраке, устроенном президентом Колониальной выставки маршалом Лютей. Впереди ждало напряженное лето, с ежедневными обедами в Париже, с поездкой по Италии с дочерью; но важнейший момент для Пьера был в другом. Он принес несколько огромных томов, содержащих треть статей в американской и канадской прессе о выставке. Представив их маршалу, он получил похвалу за «превосходную работу». Эльма с гордостью смотрела, как Лютей награждает мужа Черной звездой Бенина – высшей колониальной наградой.

А в это время в пяти милях оттуда, в госпитале Пастера, младший сын Жака Харджес ожидал диагноза. Мисс Эдвардс, няня, увезла его в столицу после того, как он заболел на каникулах в Хаулгейте, а местный врач не принял ситуацию всерьез. Жака и Нелли, посетивших Колониальную выставку сразу после открытия, уже не было в стране: они снова путешествовали по Индии, поскольку поддержка махараджей была очень важна для Cartier во время депрессии на Западе. Нелли не находила себе места из-за чувства вины за то, что оказалась так далеко от малыша, но ничего не могла сделать. Даже если уехать немедленно, возвращение домой займет три недели.

Жак написал письмо братьям, которые тут же бросились на помощь семилетнему племяннику. Обнаружилось, что Харджес заразился полиомиелитом. Он больше не будет спортивным мальчиком, но опасности для жизни, к счастью, нет. Не всем в больнице так повезло. Маленький африканский мальчик, лежавший рядом с Харджесом, заболел на корабле, который привез его во Францию для участия в Колониальной выставке. Он не прожил и недели.

К концу 1931 года Жак и Нелли вернулись в уютный Милтон-Хит с чемоданами, полными индийских подарков для детей. Это был неспокойный год: тяжелая болезнь Харджеса, спад бизнеса в связи с финансовым кризисом. В августе, когда Жак узнал, что его наградили орденом Почетного легиона, британское правительство пало, обвалив экономику. К осени Британия была вынуждена отказаться от золотого стандарта, что имело разрушительные последствия для национальной валюты. Цены на импортные товары взлетели до небес, и Жак стал опасаться за будущее фирмы. К счастью, к концу года положение выправилось: хотя негативных последствий Великой депрессии в Америке невозможно было избежать, победа на выборах Национальной коалиции Макдональда в Англии обещала краткосрочную стабильность.

На этом фоне поездка в Индию была долгожданной передышкой. Как и предполагал Жак, его индийских клиентов не затронул кризис, и они не видели причин сокращать расходы. Уже в этом году Cartier выполнил несколько больших заказов для махараджей, включая фантастическое рубиновое ожерелье для Патиалы и – самый важный заказ для Жака – цветное бриллиантовое ожерелье для Ранджи, махараджи Наванагара.

С тех пор как в 1927 году Жак продал Ранджи изумрудное ожерелье, оба размышляли о том, чтобы вместе создать по-настоящему выдающееся бриллиантовое колье. С опытом Жака и средствами Ранджи, которые он готов был потратить на лучшие драгоценные камни, должно было получиться нечто исключительное. Работа началась в 1929 году, но потребовалось много месяцев, пока были найдены лучшие бесцветные и цветные алмазы в мире. Перед покупкой каждого драгоценного камня Жак спрашивал согласия Ранджи. В поисках главного алмаза Ранджи собрал множество экспертных мнений, прежде чем принять решение.

Одним из них был торговец алмазами Альберт Монникендам, который посетил махараджу в его английском доме. После завтрака гостя попросили сопроводить махараджу в большую комнату с окнами на север; слуга извлек из сейфа золотую шкатулку с драгоценностями.

«Его Высочество предложил сесть рядом с ним и, к моему изумлению, открыл крышку шкатулки и вынул оттуда великолепный бриллиант весом около 130 карат, оправленный в виде подвески. Передал мне и спросил: «Что вы об этом думаете?» При осмотре я обнаружил, что камень абсолютно совершенен, самого прекрасного цвета и качества. Пока я рассматривал бриллиант, махараджа не сводил с меня глаз, на лице читалось выражение радости и надежды. Было очевидно, что он очень увлечен этим камнем. Я оценил его приблизительно в 250 000 фунтов стерлингов, хотя истинную цену за такой камень назвать невозможно».

Махараджа, конечно, купил драгоценный камень – 136-каратный безупречный бриллиант «Королева Голландии» станет центральным в творении Жака. Но даже после того, как выбран центральный камень, потребуется еще год, чтобы закончить ожерелье. Проблема, как объяснил Жак сыну, была в том, что как только проект был утвержден, они находили другой фантастический бриллиант, который необходимо было добавить в колье. А поскольку ожерелье задумывалось симметричным, требовалось найти еще один камень соответствующего цвета и размера.

Было несколько эффектных бриллиантов, которые не нуждались в дублере. Они были подвешены в виде центрального кулона – и включали в себя «Королеву Голландии», а также голубые и розовые бриллианты, которые Жак ранее вставил в ожерелье «Полярной звезды» (Детердинги в конечном итоге купили бриллиант «Полярная звезда» без самого ожерелья). Там же были еще два розовых бриллианта и оливково-зеленый в 12,86 карата – «Поистине редкий камень!» – воскликнул Жак, увидев его. Эффект был необычайным: уникальный каскад цветных бриллиантов. «Если бы наш век не был свидетелем беспрецедентной череды потрясающих событий, – писал Жак, имея в виду Первую мировую войну, русскую революцию и Депрессию, – такие драгоценные камни не могли бы быть куплены ни за какие деньги; ни в какой другой период истории не могло бы появиться такое ожерелье».

Когда Жак отправился в Индию в 1931 году, то смог показать другу выполненный заказ. Это было пиком его творческой карьеры. И все же ожерелье не получило в то время такого же признания, как драгоценности Патиалы, сверкнувшие в Париже три года назад. Показывать его на большой выставке было не в духе Ранджи. Эту вещь создали из любви к драгоценным камням – просто чтобы показать их внутреннюю жизнь и красоту. К сожалению, у Ранджи не хватило времени насладиться ожерельем: через два года он умер от инфаркта.

1930-е годы стали хорошим творческим периодом Cartier London: Жак предлагал клиентам, пострадавшим от депрессии, украшения, которыми они восхищались, но могли себе позволить. Понимая, что модные дамы с Нью-Бонд-стрит хотят заявить о себе без особых вложений, он начал экспериментировать с камнями попроще. Полудрагоценные – аквамарины и топазы – были гораздо дешевле рубинов и изумрудов.

Однако когда дело доходило до покупки, Cartier приходилось соблюдать осторожность. Если добывать хорошие камни по разумным ценам, важно, чтобы ни дилеры, ни конкуренты не уловили бизнес-схем. Решив создать коллекцию вокруг того или иного драгоценного камня, братья покупали его незаметно в течение нескольких месяцев, а то и лет. К примеру, они с удовольствием брали топазы у разных торговцев, но никогда не покупали много камней одновременно или у одного дилера. И они никогда не спрашивали дилера, есть ли у него топазы, чтобы не привлечь к себе внимание. Если бы конкуренты узнали, что Cartier скупают топазы, они стали бы делать то же самое, обвалив цены.

Идея заключалась в том, чтобы за пару лет приобрести достаточно камней для коллекции. А затем, выставляя ожерелья, серьги, браслеты и бандо с топазами в своих витринах, они сделают топаз драгоценным камнем du jour. К тому времени, когда конкуренты попытаются скопировать их, на рынке останется очень мало высококачественных топазов, а дилеры поднимут цены, что сделает практически невозможным для других ювелиров создание колекции такого масштаба с этими камнями.

Полудрагоценные камни были не только более экономичными, но и более доступными в геометрических огранках. Дизайнеры придумывали почти архитектурные конструкции – в соответствии с модой своего времени. В 1930-х годах Cartier London стал известен украшениями в стиле ар-деко с топазами и аквамаринами. Топаз обычно сочетался с бриллиантами или золотом: «Единственное требование, – писал Vogue в своем октябрьском номере за 1938 год, – чтобы украшения с топазом выглядели так же значительно, как если бы это были изумруды или рубины. Именно это и делалось в Cartier». Часто клиенты просили драгоценности в комплекте: на фотосессию для январского Harper’s Bazaar 1935 года дебютантка леди Элизабет Пэджет надела «великолепную парюру Cartier… со светлыми и темными топазами», состоящую из ожерелья, браслета, броши на плече и больших висячих серег.

Но сочетание бриллиантов с аквамаринами особенно нравилось Жаку. Это создавало, как ему казалось, свежий и элегантный образ, который подходил всем: от членов королевской семьи до парижских законодательниц моды. Клиенты соглашались с ним и с удовольствием заказывали украшения в его магазине. Идти в ногу со спросом было непросто: «Должны заметить, что из-за трудности быстрого получения аквамаринов хорошего цвета, – сообщала лондонская команда своим нью-йоркским коллегам в середине 1930-х годов, – мы не можем установить точную дату завершения заказа, но надеемся доставить его в Америку через два месяца с момента размещения заказа. На самом деле, у нас есть несколько частично законченных ожерелий, которые мы не можем доделать из-за отсутствия аквамаринов».