— От кого вы защищаете?

— От тех, кто может напасть на вас и все у вас отобрать? Вы же знаете.

— Никто и никогда на нас не нападал. Мы испокон веков живем здесь мирно. От кого вы нас защищаете? — староста снова повторил свой вопрос с отчаянным страхом. — Просто оставьте нас в покое. Берите еду и уходите.

Я поймал взгляд Фабера, который стоял рядом и обратился к нему:

— Там во дворе у дома стоит бочка. Принеси мне то, что там лежит.

В это время хлесткий удар пришелся по лицу старосты и все ахнули.

— Уходите? Вот значит, как вы. Мы вас защищаем, оберегаем, а вы даже не желаете приласкать нас? Откуда в вас столько неблагодарности?

Один из этой шайки, обволакиваемый чувством вседозволенности отбился от своих и быстро приближался к нам, взглядом пожирая Ильворнию и в момент, когда он едва ее схватил, я, толкнув его одной рукой, отбросил его. Он поднялся с места и уже занес руку для удара, но новый толчок снова повалил его на землю. Если взглянуть со стороны, то могло показаться, что ребенок пытается напасть на взрослого, но сила взрослого каждый раз разделывается с ним. Не знаю, что его больше поразило в этот момент: то, что кто-то посмел воспротивиться или то, с какой легкой непринужденностью мне давалось его повалить, но его слегка растерянный вид говорил сам за себя.

Я склонился над телом деда.

Все произошло настолько быстро, и я, скорее от неожиданности, растерялся на секунду, которая стоила столь многого. Несколько событий быстро наслоились друг на друга: этот разбойник в ярости вытащил из-за пазухи кинжал. Увидевший это дед, кинулся мне на помощь. Кинжал вонзился в него. Фабер вышел из-за спин людей, держа в руках меч. Дед упал на землю. Растекалась кровь. К бандиту успели подбежать пару его приспешников. От удара в челюсть я повалился на землю. Ильворнию схватили. Ильворния закричала. Я отполз к телу деда.

И вот, я склонился над телом деда.

Он что-то пытался сказать, но от сильной боли слова не давались ему и вскоре он затих навсегда. Не знаю, что должны испытывать в такие моменты люди, но я ощутил лишь жажду. Вид мертвого человека и крови всполохнул во мне дремавшего до ныне зверя. Только на этот раз его никто не останавливал. Что там говорил Дарк? Беречь в себе человека? Человек уязвим. Человек слаб. Но зверь не такой. Зверь не чувствуют любви, он не чувствует слабости. Он чувствует только жажду. Непреодолимая жажда!

Быстрым движением я вырвал меч из рук кузнеца и, не теряя инерции, прошелся кончиком по лицу того, который первым подошел, и из-за которого началась вся эта свора. Удар пришелся не точно лезвием, чуть скоса, но силы было настолько, что лицо скорее не разрезало, а раздробило. Брызнула кровь и капля оказалась у меня на губе. Слизнул. Металлический вкус свежей, теплой субстанции окончательно отключил во мне все человеческое. Теперь мои движения были точны, и было достаточно одного удара, чтобы на один этот самый удар приходилась одна бесславная жертва. Три удара — три бездыханных тела. В первую долю мгновения никто не понял, что случилось, но потом с хлынувшим осознанием началась вакханалия: жители деревни, хватая своих домочадцев, спешили покинуть место событий. Главный атаман кричал на меня отборной бранью и проклятиями, смешивая ее приказами убить меня и сжечь всю деревню. Не знаю как, но краем сознания я еще что-то соображал, поэтому быстро остановив кузнеца, приказал ему оттащить тело деда и заодно увести Ильворнию, что сейчас в горьком плаче склонилось над ним. Несколько разбойников попытались отделиться от своих и начать расправу над деревенскими, но пару точно и сильно брошенных камней сузили все внимание этой мусорной толпы на мне. Двадцать — тридцать пар глаз ограничились взглядом и смотрели на меня с ненавистью и предвосхищением быстрой расправы и в дальнейшем утолении своих пороков. По шее прошелся зуд. Все это великолепие передо мной смутно напоминало арену, и легкий азарт вселился в меня, волной постигая от чела до самых пят. Неимоверное наслаждение!

С криком и топором, занесенным над головой, побежал на меня притеснитель, подгоняемый своей дурной фантазией, где он был победителем. Презрительный изгиб окантовал уголок моих губ. Дождался, резкий шаг и стопой сминаю его грудь. Он отлетает на несколько метров, а переломанные ребра впиваются ему в сердце и легкие. Пару всхлипов и все с ним кончено. Тут же не теряя время, подбираю его топор и метаю в толпу. Встретивший его даже не успевает понять, что было, как уже во лбу его торчит лезвие. Глаза встречаются в центре на узоре металла, и он падает замертво. Этот момент мне особо грел душу, потому как не ожидал, что попаду лезвием, бросая его наудачу. Как видно, я удачливый парень. Плюс в этот момент, еще не до конца отойдя от прежнего удара ногой, они стояли в полной тишине, поэтому свист летящего орудия и глухое падение очередного тела, внушило им опасение и три четверти из них попятились назад. Если подключить воображение, то легкий падымок из пыли вокруг его тела мог напоминать облако. Не хватало только арфы и нимба. Смертельная красота!

Окрик атамана вселил им новую уверенность, и они ощетинились против меня. В этот момент не знаю почему, но я засмеялся. Хотя знаю: выглядели они несуразно. Я прошел через столько. Сражался с самыми опасными людьми этого мира. Выжил там, где другой бы помер уже два раза, а сейчас на меня наступает кучка дилетантов, которые только давеча поняли, за какую сторону держать оружие, судя по тому, как они двигаются. И я засмеялся, но только не таким высокомерным смехом, в нотке которых слышится недооценка — нет, ни в коем случае. К своим врагам я всегда настроен серьёзно. Я скорее смеялся смехом, в нотках которого блуждали блики брезгливости данной ситуации. Забавный выверт!

Что ж, аперитив пройден, перейдем к основному блюду! Растормошил сердце, разогнал кровь, налил силой мышцы, расширил зрачки, заострил мозг, накалил суставы — мы идем убивать!

Стрела вонзилась мне в плечо. Тут я поглядел на оперение растерянным и удивленным взглядом, схватил и вырвал из себя. Думаю, явнее сигнала начинать быть не может. Крутанув кистью руки, метнул стрелу, и она вонзилась в ногу одного из них, одновременно с этим маневром срываясь на дикий бег. За какую-то секунду преодолел широких шагов десять и сильным взмахом прямо от бедра рубанул первого неудачника. Кровь и обрубки тела хлынули во все стороны, но не успели они пасть на землю, как я уже шинковал следующего. Не успел следующий также пасть на землю, как я переходил к другому бедняге. Бедняги — вот кто они. Бедняги, потому что повстречали меня. Бедняги, потому что деревень много, а они пришли именно к этой. Я рубил, кромсал, резал и просто бил, пинал, рвал. Но все же их количество дало о себе знать, и нет, нет, да пропускал я удары в спину. В один момент их стало слишком много, поэтому резким и сильным толчком ног отпрыгнул в сторону. Огляделся. Один, два, три, четыре…пятнадцать! Уже ровно половина. Тела лежали, как попало, а некоторые и вовсе в таком не естественном положении, что даже, если захочешь, специально так не придумаешь, потому, как срезаны, были то на четверть, то на треть, то напополам. Немного поуспокоившись, понял, что что-то зажимаю в своих зубах. Плевок. Ухо! В горячности боя я куснул чей-то лопух, да так, что оторвал его с корнем. Выгнул спину и почувствовал, как там все ноет, но вместе с тем увечья уже начали заживать. Меня начало слегка потряхивать и пальцы на свободной от меча руке подрагивали, как вибрация звука. Но это не было предвестником или последствием страха или, быть может…ай не важно. Это был азарт. Чистый, ничем не разбавленный азарт, когда ты полностью отдаешься действию, забывая о существовании чего-либо вокруг. Уняв дыхание, приготовился к новой атаке, пока они еще не успели спохватиться. Хотя вид у них был весьма потерянный и не думаю, что они вообще сейчас способны хоть на что-то. Враг ошеломлен — значит, самое время бить его. Снова сумасшедший рывок и, не успевший сбросить с себя липкий разносчик кислорода, меч пожирает новые жизни. Это был настоящий оркестр: звуки криков, бьющейся стали, приглушенных ударов, всхлипов почти мертвецов, последний вдох умирающего, течение ручейка крови, снова всхлип, только теперь стреляющего фонтанчика крови из артерии. Во всей этой вакханалии создаваемой в основном мною и, заодно, контролируемой мною, я одним за другим уменьшал количество соперников, стремясь приравнять его к нулю. Шестая симфония.

— Вот и десерт! — произнес я, встретившись наедине с атаманом. Были еще выжившие, но они сейчас удирали, что есть силы.

Поняв, что бежать бесполезно, он сделал бросок отчаяния, но легким движением я парировал его удар и кулаком врезал ему по лицу. Сразу же отбросив меч, повалил его на землю, схватил за горло, а вторым кулаком ломал ему лицо. Буквально ломал. Бил так яро и неистово не переставая, что череп начал деформироваться, пока кулак не начал упираться в мозг, а потом и вовсе смял его. Пока занимался этим, остальные уже убежали, и я не стал их догонять. Хватит на сегодня.

Сознание начало возвращаться ко мне и сквозь тишину я услышал нервные всхлипы, будто бы кто-то, боясь выдать себя страхом, пытается сдержаться. Я повернулся и увидел Ильворнию, отползающую от меня c широко раскрытыми глазами. Сделал пару шагов к ней, но услышал, как она молит, чтобы я не подходил к ней.