Книги

Изнанка. Том 2

22
18
20
22
24
26
28
30

— Хм, — сделал я задумчивую мину, чем привлек их внимание, — иными словами, если называть вещи своими именами, вы бесполезны для общества.

— Что это значит молодой человек? Прошу поясните свои слова, — вмешалась в разговор своим возмущением моя теща.

— Заметьте сами: зачем крестьянину, который всю жизнь, согнувшись на полях, знать о благородстве? Его больше заботит, как прокормить семью. Что же до императора, то ему уж тем более не нужны ваши знания, ибо он и так выше вас. И вот как получается — завтра вас не станет, то никто и не заметит этого.

— Какие вздорные слова исходят из ваших уст. Вам бы поучится манерам. Я считаю, говоря такое, вы лишь показываете свое невежество, — казалось, Крисандра сейчас взорвется, настолько ее лицо стало вздутым и красным.

— Сестра, ты же не требуешь от ребенка не быть ребенком…

— Разве дело лишь в моих манерах, — перебил я, не дав договорить мысль, — сколь дело в уязвленном самомнении. Вы, смею предположить, никогда не слышали такое выражение, как «чем больше я знаю, тем меньше я не знаю». Знания, как и всякий инструмент в этом мире, мы можем употребить, как во зло, так и в добро. Также оно может принести нам, как и вред, так и пользу.

— К чему все эти слова?

— К тому, что знания принесли вам лишь вред.

— Знания? Вред? Разве могут знания приносит вред? — тут же рассмеялась тетушка. — Я считаю — знания на то и знания, что их приобретают лишь для того, чтобы сделать себе выгоду.

— Если бы было дело только в наличии самих знаний, то люди стали бы ценить их больше золота, но ведь, к сожалению, это не так. К сожалению, для людей в обладании знаниями важный фактор уделяется самому человеку: то, как он ими распорядится, то, что вообще он из них поймет — вот что по-настоящему важно. Порой мы видим человека ученого, который способен говорить правильно и заключать в себе настоящую кладезь, и мы, обманутые собственными ожиданиями, начинаем возносить его. Но стоит немного потерпеть и приглядеться к нему чуть более дотошно, то мы увидим, что его действия разняться с тем, что он говорит. Не это ли убыток для человека, который столько времени израсходовал на изучение, а приобрел лишь хвастовство и чванливость?

В этот момент я мельком пригляделся ко всем, кто принимал участие в трапезе и уловил во взгляде своей жены нотки…гордости и, пожалуй, немного страха. Что же до остальных, то на лице мальчишки явное недоумение (уж не справлялся юный ум с речами взрослых); Крисандра и Ксантиппа же глядели на меня с подозрением и дерзостью, как, когда смотрят люди привыкшие к тому, что те, кого они считают нижестоящими себя, возносят их и не смеют оспаривать слова ими сказанные, и вообще идти наперекор с их мнением, кивая согласием, как собака виляет хвостом. Они, не привыкшие думать в таких ситуациях, сейчас сидели немного сконфуженные и, казалось, вот-вот должны были, как и любые не терпящие всякого поражения там, где они считали себя безоговорочно правыми, взорваться тирадой оскорблений. Но на то они и аристократы, с детства умеющие контролировать себя, поэтому взяв себя в руки, Крисандра продолжила:

— Если я правильно поняла, вы полагаете, что мною полученное образование от лучших учителей, сделало меня чванливой и лишь усугубило во мне невежество? — тон ее был насильно ровным, от того лишь выдающим внутреннее состояние.

— Полагаю, что да.

Разговор принимал совсем не то русло, изворачиваясь в сторону конфликта. Я, изначально планировавший следовать путем гибким, сейчас выбитый из колеи их отношением, поддался эмоциям и пошел на таран.

Между тем, в воздухе повисло напряжение, приправленное удивлением. Ложка с луковым супом так и повисла на подлете ко рту у Ксантиппы.

И не дав вставить им слово, я продолжил:

— На досуге я размышлял о том, какие бывают люди. Кто-то делит людей на бедных и богатых; кто-то на благородных и простолюдинов; на умных и глупых; на молодых и старых и так далее и так далее. Я же делю людей на спрашивающих и следующих. Люди спрашивающие — им всегда недостаточно того, что им говорят вокруг. Они сами исследуют. Задают много вопросов. Ищут на них ответы. Не перестают размышлять. Именно они в последствии становятся великими, за которыми следуют остальные; у которых учатся остальные. И все благодаря тому, что они не соблазнились толпой идущих ложным путем. Что же до следующих — то они не в состоянии изобрести собственного мнения, лишь следуя за тем, что диктует им толпа, традиций, устои. И вот что самое интересное: они люто ненавидят тех самых спрашивающих, пытаясь всячески им навредить рукой или словом, но как только происходит величие с субъектом их ненависти, они тут же изменяются и становятся его ярыми последователями, всячески пытаясь обратить на себя его внимание. Иначе говоря, начинают подхалимничать. Да, порою они обладают качествами восхваляемыми, но не более того. Поясню: есть ум, но нет воображения; есть образование, но оно абсолютно не употребляемо никуда; есть родословная, но уж ничем не выделяемо; есть красивый лик, но без изюминки я бы сказал; есть богатство, но без влияния. Порою они, услышав там и тут от кого-то, затем выдают это за свои убеждения и становятся ярыми защитниками, не предполагая другую правду, вынося вердикт инакомыслия. Одним словом — посредственность. Эти люди посредственность. Вы — посредственность.

— Ну это уже совсем наглость, — сущность женщины в Крисандре возобладало над сущностью аристократки, и она пала негодованием, — мало того, что я позволила такому, как ты сидеть за одним с нами столом, так ты еще и смеешь грубить мне. Назвал меня посредственностью, — обратилась она к другим, в надежде услышать их поддержку, и услышала:

— Проси прощения у матери, глупый смерд, — пропищал своим детским голосом мальчишка, и это стало последней каплей в этом диалоге.

Рука взметнулась; мелкий покатился со стула держась за щеку.