Никто не отрицает, что именно Советский Союз переломил хребет казавшейся непобедимой немецкой армии. Никто не отрицает, что советский народ понес самые страшные потери в войне. Но было ли это поводом, чтобы в награду за это отдать советским лидерам независимость восьми стран, среди которых были и верные друзья союзников – Польша и Чехословакия с населением свыше семидесяти миллионов человек?
В этой изменнической акции Великобритании досталась роль помощника палача. Польские войска, оказавшиеся в Англии – пилоты, пехотинцы и флот – внесли, особенно в первой фазе войны, огромный, а многие считают, что и решающий вклад. Польское правительство в изгнании в Лондоне также играло важную роль в организации сопротивления и борьбе против нацистов. После войны все они оказались полностью зависимыми от доброй воли англичан.
Пришедшее после войны лейбористское правительство во главе с премьер-министром Клементом Эттли уговорило председателя крестьянской партии Станислава Миколайчика и еще пару известных политиков вернуться против их желания в Польшу и войти в посаженное Советским Союзом правительство, руководимое министром-президентом Особка-Моравским. Миколайчик был вынужден принять декоративный пост заместителя министра-президента и поручение возглавить малозначащее министерство сельского хозяйства.
Когда это произошло, западные страны получили достаточный повод, чтобы поспешно признать марионеточное правительство в Варшаве – ведь в него вошли и деятели из польского правительства в изгнании. Для них проблема решена и забыта, хотя они прекрасно понимали, что практически отдают беспомощную и полуразрушенную страну в полную власть советским лидерам. Те мгновенно взяли под контроль армию и милицию и создали службу безопасности – прекрасно организованную, внушающую людям ненависть и страх «Безпеку», секретную политическую полицию. Западные державы и умыли руки, но исторический позор отмыть не так легко.
Не прошло и двух лет, как Станиславу Миколайчику, буквально в последний момент перед арестом, удалось бежать в Англию и затем в Америку. Многочисленная и популярная в народе социал-демократическая партия ППС была вынуждена войти в меньшую по размеру коммунистическую и создать совместную Польскую рабочую партию, по сути – коммунистическую. Все становится на свои места, когда русский маршал с более или менее польской фамилией, правда, не знающий ни слова по-польски – Рокоссовский – меняет мундир и занимает должность министра обороны и верховного главнокомандующего вновь создаваемой польской армии. Первый же приказ нового главнокомандующего предписывает ограничение поставок боеприпасов для армии. Польское правительство и новый парламент принимают конституцию, которая полностью ставит страну в зависимость от советской экономики. До войны богатая, но ныне обнищавшая страна бессовестно эксплуатируется Советским Союзом и нищает еще больше. В печати назначение Рокоссовского принимается на ура, Миколайчика называют предателем, а приказ об уменьшении снабжения армии боеприпасами вообще не упоминается. Лояльная к западным правительствам подпольная Армия Крайова беспощадно уничтожается.
Но я слежу за этими трагическими для страны событиями не особенно внимательно – у меня есть свои проблемы.
Мне надо принимать важные решения.
Пока еще есть возможность уехать из Польши, если у тебя есть въездная виза в какую-либо страну. Но как раз именно это, раздобыть визу в свободную страну, представляет непреодолимую трудность. Если у тебя нет визы, ты не можешь получить паспорт, так что для множества евреев остается только один выход – уехать нелегально, стать беженцем со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Горький опыт нацистского периода и войны, когда ни одна страна, несмотря на угрозу существованию всего нашего народа, не хотела принимать евреев, побуждает многих принять участие в попытках создать еврейское государство, которое примет всех преследуемых евреев и где у них будет право защищать себя самим. Но Израиля еще не существует, а английский флот перекрыл все пути для легальной эмиграции евреев в Палестину.
Учебный год 1945-1946 начинается в разных польских университетах по-разному – либо осенью 1945, либо ранней весной 1946, в зависимости от того, удалось ли набрать более или менее полноценный состав преподавателей и есть ли помещения для занятий. В Польше катастрофически не хватает людей с высшим образованием, во время войны никто не учился в институтах, поэтому начинается лихорадочная подготовка специалистов, даже если ресурсов для этого недостаточно. Я пишу заявления во все университеты, давшие объявления о наборе студентов, беда только, что я все еще не знаю, кем хочу стать.
После долгих размышлений я оставил мысль стать агрономом, хотя после нескольких лет голода трудно представить себе, что есть что-то более важное, чем способствовать тому, чтобы земля смогла прокормить всех живущих на ней людей. Но еще труднее мне выбрать между двумя равно привлекающими меня профессиями – биохимия и медицина. Медицина – благороднейшая профессия, меня очень привлекает лечение людей, а с другой стороны, биохимия – основа всех естественных наук. И, поскольку мне трудно сделать выбор, я подаю заявления и на биохимию, и на медицину, в надежде, что судьба сама сделает за меня выбор. Но судьба не захотела решать за меня.
В октябре 1945 года я получил извещение, что зачислен на медицинский факультет во Вроцлаве, Гданьске и Лодзи, и на биохимическое отделение во Вроцлаве и Лодзи.
Вначале я обрадован открывающимися возможностями, но радость длится недолго. Плохо, когда нет никаких предложений, это, конечно, намного хуже, чем иметь сразу несколько, но лучше всего было бы иметь только одну возможность. Тогда не надо было бы размышлять и мучиться. В конце концов я выбираю Лодзь – может быть, потому, что Лодзь и до войны была польским городом, в то время как Вроцлав принадлежал Германии, а Гданьск (Данциг) был вольным городом. Но теперь мне кажется, я просто придумывал эти высокие соображения, на самом деле все было гораздо проще: Лодзь совсем недалеко от Ченстоховы.
Вступительный экзамен оказался неожиданно легким, и я начинаю учиться и медицине, и биохимии. Мне никто не препятствует, но уже через неделю я понимаю, что неспособность выбрать поставила меня в затруднительное положение – совершенно невозможно успеть посетить обязательные лекции и семинары и на том, и на другом отделении.
И я выбираю медицину.
Если нужно выбирать, мыслительный процесс протекает довольно извилистыми путями. Но когда выбор сделан, мы обычно находим какой-нибудь благородный мотив, который, как мы воображаем или хотим воображать, на этот выбор повлиял. Очень хочется думать, что я выбрал медицину потому, что мне хотелось посвятить себя самой благородной профессии – лечению больных. Но, боюсь признаться, в моем выборе профессии решающим оказалось то, что у студентов-медиков были самые красивые фуражки…
Как бы то ни было, я немедленно раздобыл себе квадратную университетскую фуражку с белой тульей и широкой темно-красной лентой – цвета медицинского факультета.
Итак, я буду врачом.
Примерно через три недели после начала занятий у нас выдается «окно» – с четверга до вторника. Я уже соскучился по дому и позволяю себе передохнуть и поехать домой.
Когда я переступаю порог квартиры по Аллее Свободы 3/5, я чувствую себя так, будто после долгого бродяжничества в пустыне наткнулся на оазис с сочной зеленью покачивающихся ажурных пальм и прозрачными зеркальными озерами… На самом деле это оазис вкусной еды, удобной постели, взаимной любви, нежности и человеческого тепла.