Как обычно, немцы заранее спланировали, кто где будет работать. Некоторым предоставляют новые помещения для мастерских – и среди них старый портной-виртуоз Пинкус Эйнхорн.
Всех вновь прибывших приписали к хозяйственному отделению фабрики, мастерские разместили недалеко от постоянно охраняемого прохода между Колонией и фабрикой. Поскольку ремесленники шьют одежду, нижнее белье, обувь и другие предметы личного пользования, немцы предпочли не селить их в лагерных бараках. Они организовали прямо в здании хозяйственного отделения несколько временных жилищ рядом с мастерскими – Пинкус, Сара и Роман вселяются в такую комнату. Комнатка маленькая, но есть возможность пользоваться общими для всех кухней, умывальником и двумя туалетами – все это прямо в здании.
Я раньше никогда не бывал в этом доме, и сейчас мне тоже некогда задерживаться – я должен вернуться на свое рабочее место. Но, поскольку строительный цех тоже относится к хозяйственному отделению, и к тому же нас там слишком много, добиться перевода в мастерские не составило особого труда – через три недели я уже живу со своими.
Для меня это – долгожданное возвращение домой. К тому же переезд в комнату родителей позади мастерской для меня равносилен переселению во дворец, поражающий непостижимой роскошью. Иметь возможность пользоваться всеми этими удобствами… как мы могли в мирное время воспринимать это как данность! На всю жизнь я научился ценить мелкие жизненные удобства и не смотреть на разумное устройство жизни, как на самоочевидный факт.
Слишком долго я был этого лишен.
Каждого вновь прибывшего заключенного засыпают вопросами, изолированные от всех узники изнемогают от желания поскорее узнать, что случилось с их родными и друзьями. Я, правда, так и не слышал, чтобы эти расспросы помогли кого-то найти.
Уже в день приезда Сара расспрашивает женщин, пригнанных сюда из гетто в Лодзи. Нет, никто из них ничего не знает и ничего не слышал о ее родителях.
Со следующим транспортом приезжают евреи из Плашува – они подтверждают неправдоподобные слухи о том самом судетском немце, который спасает евреев. Его зовут Шиндлер, он носит гражданскую одежду, член национал-социалистической партии. В июле появляется еще партия евреев из лагеря поблизости от города Демблина.
В конце октября 1944 года, когда уже чувствуется приближение суровой лагерной зимы, в Хасаг-Пельцери прибыл самый большой до сих пор транспорт с заключенными. Их доставили из другого лагеря концерна Хасаг, про который я даже не знал – лагерь в Скажишко-Каменна, на полпути от Ченстоховы до Варшавы. Они рассказывают, что их лагерь ликвидировали по причине приближения советских войск. Новоприбывших очень много, и поскольку новые бараки уже не строят, в лагере становится еще теснее. С тем же транспортом прибывает и группа охранников под началом Бартеншлагера. С ними появился и Дзержан с дрессированной овчаркой. Бартеншлагер – майор, его звание выше, чем у Клемма, и он принимает на себя руководство охраной лагеря.
Начальник охраны Бартеншлагер – крепкий, статный мужчина. Он выше среднего роста, его темные волосы коротко острижены, на носу – пенсне, у него светлые водянистые глаза. Он всегда тщательно одет, китель сшит по фигуре, элегантная шинель. Бартеншлагер движется легко и уверенно, он неутомим и насторожен, в его манерах есть что-то неприятное и пугающее. Он довольно часто ходит с заряженным пистолетом в руке. Ходят слухи, что уже в день прибытия, коротко ознакомившись с лагерем, он заявил, что здесь необходимо навести порядок. Ему не нравится, что, по его мнению, в лагере царит разгильдяйство.
На следующий день он отдает свой первый приказ: немедленно уничтожить печки на территории лагеря, он лично ходит и опрокидывает их ударом сапога, после чего группа заключенных получает приказ убрать кирпичи.
Через несколько дней Бартеншлагер подзывает Дебору – молодую хорошенькую еврейку, работающую на кухне – и с пистолетом в руке уводит ее из лагеря. Капо женского барака на вечерней перекличке сообщает, что Дебора расстреляна. Заключенные из Скажишко не удивлены. У них в лагере Бартеншлагер частенько выбирал молодых женщин и расстреливал их в лесу поблизости. Ходили разные слухи о том, что он с ними делает, перед тем как убить – но слухи эти не подтверждены. Ни одна из девушек не вернулась и не рассказала о привычках Бартеншлагера.
Есть еще Дзержан. Сутулый, здоровенный толстяк с неправдоподобно короткой шеей и длинными, до колен руками. Он почти всегда молчит, никто никогда не видел, чтобы он улыбался. У Дзержана собака, которую он приучил отзываться на кличку «Mensch» – человек. У Дзержана и его молодой темной овчарки Менша свой стиль общения с заключенными. Когда Дзержан наметил себе жертву, он командует: «Mensch, nimm den Hund» («Человек, хватай собаку»). Могучий, великолепно выдрессированный пес бросается на узника, встает на задние ноги и рвет его, пока тот не падает навзничь. Тогда он слегка сжимает горло своими мощными челюстями – и ждет приказа. Когда Дзержан отдает распоряжение – а это он делает всегда, рано или поздно, – пес перегрызает несчастному горло, Mensch, nimm den Hund» – это смертный приговор. Большинство пленников слишком слабы, чтобы оказать сопротивление, так что для Менша они легкая добыча. Если Меншу не удалось умертвить жертву – дело довершает Дзержан выстрелом в лицо. Он делает только один выстрел – и уходит, оставляя окровавленного узника на земле, он даже не проверяет, мертв ли он.
Охранник Дзержан очень любит свою собаку, он похлопывает и гладит ее после каждого убийства, и молодая овчарка прыгает вокруг своего хозяина и счастливо виляет хвостом. Менш, собственно говоря, натаскан на поимку беглецов, но никто даже не пытался бежать из Хасаг-Пельцери – бежать некуда. Так что Дзержан изобрел свой способ держать пса в форме.
Зона с бараками окружена колючей проволокой, натянутой на толстые бетонные столбы. В ограде есть проход на территорию фабрики, которая, в свою очередь, огорожена высокой бетонной стеной с вмурованными по верхнему краю острыми стеклянными осколками. Между Колонией и фабрикой также есть проход, где всегда, днем и ночью, стоят несколько охранников. До сих пор заключенные могли свободно проходить из бараков на фабрику. Но «новый порядок» Бартешлагера предусматривает дальнейшее ограничение свободы передвижений, и он отдает приказ отделить бараки от фабрики ограждением и поставить там охранника. Но приказ этот выполнить так и не успели. Лют убрал Бартеншлагера из Хасаг-Пельцери, хотя и по другой причине.
Никто не скажет, что наши охранники до этого были чересчур снисходительны. Они требовали железной дисциплины, беспощадно наказывали за малейшее нарушение или даже по подозрению, не особенно заботясь о выяснении, что же произошло на самом деле. Но все же существовала какая-то, пусть извращенная, вывихнутая, но справедливость, они, во всяком случае, были более или менее предсказуемы.
Охранники из Скажишко жестоки и непредсказуемы. Они могут среди белого дня у всех на глазах начать избивать заключенного, Дзержан выбирает себе дичь, чтобы развлечься самому и потренировать своего пса, Бартеншлагер может просто выстрелить из пистолета в проходящего мимо пленника, который ему почему-либо не понравился.
Большинство мастеров в разговорах с еврейскими бригадирами высказывает недовольство новым порядком, охранники мешают работе – мастера уже не знают, кто у них работает, производство страдает, когда кто-то без предупреждения не является на рабочее место. И наказать его нельзя – он уже убит. Но никто не пытается вмешаться, пока не приходит груз мебели из Скажишко.
Это произошло примерно через неделю после их приезда. На станцию Страдом – тупиковая ветка в Хасаг-Пельцери – пришел груз мебели и другого имущества охранников. Бартеншлагер и с ним два десятка его подчиненных ворвались в барак и растолкали ночную смену, которая легла спать самое большее два часа тому назад. Барак огласился обычными криками: «Raus, raus, schnell, schnell» – пес Дзержана лает, кто-то стреляет в воздух. Несмотря на то, что уже холодно, пленникам не дали одеться, их палками гонят на станцию, где они должны выгружать тяжелый багаж охранников. После этого охранники встают по обе стороны вдоль дороги, подгоняя палками людей, сгибающихся под непосильным грузом – а до Колонии идти довольно далеко.
Говорят, что Люта вызвали бывший заместитель начальника охраны Штиглиц и еще кто-то из немецких мастеров. Лют приехал почти сразу, в элегантной темно-синей кожаной куртке с серым меховым воротником. Какое-то время он наблюдал за происходящим, непрерывно куря – у него это признак раздражения. Через окно в цеху нам все видно. Он делает пару затяжек, бросает сигарету, яростно растирает ее ногой и тут же прикуривает новую. Потом он подзывает польского пожарника и посылает его за Бартеншлагером.