– Чего ты мне даешь? Какой от них прок?!

Я была обижена, однако, понимая его состояние, сдержалась и приставать к нему с вопросами не стала, хотя смутное беспокойство снова охватило меня.

Но прошел ноябрь, и Ли Мин как-то успокоился, во всяком случае внешне, а что творилось у него на душе, сказать затрудняюсь. Много позже он подтвердил, что мои тогдашние опасения относительно его отъезда на родину имели основания. Предполагалось, что он уедет в Китай вместе с Ван Мином и Кан Шэном. Ему это обещали, но на деле вышло по-другому. Чуть ли не в последнюю минуту это решение было отменено без объяснения причин. Ван Мин и Кан Шэн улетели в Яньань на советском самолете в ноябре 1937 года. Вместо Ван Мина представителем КПК в Коминтерне был временно назначен Ван Цзясян (Джон Ли), интеллигентный, выдержанный человек, с которым у Ли Мина никогда не было никаких конфликтов. И Ли Мин снова обратился – теперь уже через Ван Цзясяна – с просьбой разрешить ему выезд на родину.

По документам из архива Коминтерна восстанавливается следующая картина.

Разбирательство дела о портфеле продолжилось в ИКК в октябре 1937 года. Было вынесено постановление ИКК, в котором обвинения в серьезном нарушении правил конспирации признавались недостаточно обоснованными и предлагалось их заново рассмотреть «для выяснения дополнительных обстоятельств». Ли Мин вроде бы был оправдан, но лишь наполовину, и, видимо, это стало предлогом для отмены Ван Мином обещания взять его с собой в Китай. Вообще мне кажется, что в этом-то и заключалась цель всей заранее выстроенной интриги. Ведь надо учесть, что Ван Мин возвращался с намерением снова стать у руля руководства КПК, где у него фактически авторитета было меньше, чем у Ли Лисаня. Зачем ему в такой деликатный момент нужен был еще один соперник, который хотя и не претендовал на руководство, но мог бы значительно усилить ряды его противников? Задержать любой ценой Ли Лисаня в СССР было на руку Ван Мину.

Однако после его отъезда наметился перелом в отношении к Ли Лисаню. Вот интересный документ – письмо Ван Цзясяна Георгию Димитрову[55] от 1 февраля 1938 года:

На этом письме Димитров своим крупным почерком наложил резолюцию:

Дальнейшее движение бумаги по инстанциям пошло от Белова[56] к Васильеву, которому Белов поручил выяснить у Ван Цзясяна, может ли быть Ли Мин отправлен легально, и в зависимости от этого «послать на проверку и заполнить анкеты». Очевидно, что отъезд Ли Мина в Китай в начале февраля 1938 года вступил в стадию технической проработки – оставалось поставить финальную точку: прослушать заново дело и вынести решение ИКК.

Заседание ИКК было назначено на 11 февраля. Но в этот момент в действие вступили другие мощные силы.

Вот справка из архива, датируемая 25 февраля:

Было ли это трагическим совпадением? Я имею в виду перенос заседания ИКК. Ведь если бы не этот переезд ИККИ (какой? почему?), то, скорее всего, Ли Мину удалось бы вырваться, уехать, и он избежал бы многих мучений. Правда, и моя с ним жизнь могла бы сложиться по-другому (Сальда так больше и не увидела своего Колю, выехавшего на родину в феврале 1938 года и через несколько лет умершего от болезни в Яньани). Но судьба в лице НКВД распорядилась так, что Ли Мину было суждено остаться в Советском Союзе еще на десяток нелегких лет.

Собравшись 25 февраля, ИКК выносит постановление, в котором перечисляются «преступления» Ли Мина: