А брат Сергей отнесся к моему браку с позиции естественных наук:

– Про другое не скажу, но как агроном по профессии твердо знаю, что гибридное потомство должно обладать большими достоинствами.

Брат Володя, как всегда, промолчал. Может быть, был озабочен собственными проблемами. Он к тому времени стал семейным человеком, и жена Маруся вот-вот должна была родить.

Больше всего меня беспокоила мама: как она воспримет мое необычное замужество? Конечно, у нее были внутренние опасения. Но мама никогда не навязывала мне своего мнения и вообще привыкла уже к моей самостоятельности. И, кроме того, Ли Мин покорил ее своей уважительностью и вниманием. Такое отношение к пожилому человеку даже меня удивило – я не знала еще, что это одна из лучших китайских традиций. Ли Мин окружал маму неизменной заботой не только в период ухаживания, но и до самого конца ее жизни.

Когда он сам сообщил маме, что мы собираемся пожениться, она всплеснула руками:

– Да вы знаете, что у моей дочери ничего нет? Она же бесприданница!

Ли Мин рассмеялся:

– Вот и хорошо! И у меня никакого имущества нет. Я тоже пролетарий.

И действительно, к свадьбе мы никак не готовились. Собрав свое немудреное имущество: пару выходных туфель, белье, кое-что из верхних носильных вещей да еще сшитый мамиными руками теплый байковый халат в полоску – предмет моей гордости (никаких домашних халатов у меня до этого не водилось), я связала все это совсем по-простецки, на деревенский манер, в небольшой узел и с 1-го Басманного переулка просто перебралась к Ли Мину на Тверскую.

Сохранилась карандашная записка на клочке бумаги, которую я передала Марусе, лежавшей в родильном отделении больницы:

Я с Ли Мином поселилась в «Люксе», на Тверской. Это теперь гостиница «Центральная», а тогда в здании дореволюционной постройки размещалась гостиница-общежитие для работников Коминтерна. Очень удобное расположение: пройдешь пешком минут десять к Александровскому саду, а там уже и само здание аппарата Коминтерна. Сегодня его можно опознать по мемориальным доскам на стене: «Здесь работал Хо Ши Мин» – и прочим такого же рода, а тогда помещение это, конечно, было покрыто завесой секретности, и я ни разу туда не входила.

В гостиницу «Люкс» вход был тоже строго по пропускам. Мне сделали постоянный пропуск по заявлению Ли Мина, а если приходили гости, то мы звонили предварительно в проходную. В каждом номере стоял телефон – это было большое удобство по тем временам. Но в целом «Люкс» напоминал обычную советскую гостиницу: длинные коридоры с номерами по обе стороны и неизменной красной ковровой дорожкой посредине. Общий туалет, душевые в конце коридора и коммунальная кухня на несколько семей. Сейчас китайские журналисты, расспрашивая меня, прямо не хотят этому верить – им кажется, что если Коминтерн, то жильцы «Люкса» должны были наслаждаться необыкновенным комфортом, чуть ли не купаться в роскоши. А у нас с Ли Мином был номер на шестом этаже, метров тринадцать, окнами во двор. Крошечная прихожая, справа стенной шкаф, прямо напротив двери умывальничек с зеркалом. В комнате два дивана с выдвижными ящиками для постельного белья, письменный стол, полка для книг и круглый столик с креслом. Свободного места оставалось мало, тем более, когда прибавился еще один человек, то есть я. У Ван Мина, кстати, был апартамент с окнами на Тверскую, на солнечную сторону.

В те времена «Люкс» представлял из себя коробочку, где «каждой твари по паре», – кого там только не было! Многие жили постоянно, с семьями, а кто-то мелькал и исчезал. На нашем этаже проживал Вильгельм Пик (будущий руководитель ГДР), пожилой полноватый и очень воспитанный человек. При встрече даже с незнакомыми людьми он всегда улыбался и вежливо здоровался. Этажом ниже жил руководитель компартии Италии Пальмиро Тольятти (Эрколи). Приходилось сталкиваться в лифте и в коридорах «Люкса» и с другими известными деятелями: Морисом Торезом, Андре Марти. Но больше всего контактов было, конечно, с китайцами. Сальда с Колей Васильевым тоже переехали в «Люкс», и мы много общались. Какое-то время мы вместе начали заниматься китайским языком с китайцем из издательства, его звали Цю Цзиншань, но далеко в своих занятиях мы не продвинулись.

Свадьбу сыграли скромную: человек десять, не больше – товарищи Ли Мина по работе. Для комнатки в «Люксе» этого было уже предостаточно. Из собравшихся помню Чэнь Юня, крупнейшего партийного деятеля более поздней эпохи, Оуян Синя, члена китайской делегации в Коминтерне, тоже жившего в «Люксе», жену Цюй Цюбо Ян Чжихуа с дочерью-подростком Туей (Цюй Дуи).

Обед готовили общими силами – по-китайски, конечно. Жареные овощи с мясом мне показались очень вкусными, необычными для европейской кухни.

Спустя некоторое время устроили уже на квартире у мамы парадный обед для моих ближайших родственников. Было человек десять – двенадцать. Там в роли шеф-повара выступил Ли Мин. Обед всем показался превосходным. Слышались охи да ахи: «Ишь ты! Оказывается, можно жарить даже огурцы и помидоры, а мы этого и не знали!»

На этом обеде присутствовал только один китаец с русской женой Катей. Это был низенького роста человек с очень ординарным и, как мне тогда показалось, по-старчески сморщенным лицом. При виде такого невзрачного мужчины лицо у одного из моих родственников вытянулось, и он с удивлением и даже сожалением бросил взгляд на меня: у Лизы такой плюгавенький муж?! Я поспешила внести ясность. Как раз в этот момент дверь распахнулась, и на пороге появился Ли Мин с блюдом в руке – он колдовал на кухне. Каким он показался мне красивым: высокий, стройный, с выразительными черными глазами и пышной шапкой волос! Я посмотрела на своего родственника: «Ну как?» Прочитав этот немой вопрос, он одобрительно кивнул: «Это совсем другое дело!»