Ли Чуншань покорно приняла перипетии судьбы и подчинилась решению партийной организации, которая поручила ей играть роль фиктивной жены Чжан Вэньтяня для прикрытия его конспиративной деятельности. Такой способ прикрытия был очень распространен в шанхайском подполье. Из-за Чжан Вэньтяня ее и посадили. Пришли арестовывать, его не было дома. Ли Чуншань ухитрилась-таки вывесить на окне связку красного перца – условный знак опасности. Чжан Вэньтянь заметил этот знак с улицы и скрылся, а ее забрали в тюрьму вместе с маленькой дочерью Ли Лисаня Ли Ли, оставшейся при матери.
Обо всем этом я узнала совсем недавно, и мне стало искренне жаль эту женщину. Но вины моей в этой истории нет никакой, ибо в то время я еще не была даже знакома с Ли Лисанем.
И, наконец, о той жене Ли Лисаня, которую я мельком видела в Хабаровске. Звали ее Ли Ханьфу (фамилия Ли – одна из самых распространенных в Китае). В Китае она работала учительницей музыки и английского языка, вступила в партию, вела работу среди женщин. Ли Лисань с ней познакомился уже в Москве, когда после проработки его направили на учебу в Ленинскую школу, а она училась в КУТВ под именем Надежды Неверовой.
В архивах Коминтерна сохранилось личное дело Неверовой, в котором, в частности, отмечаются ее «мелкобуржуазные наклонности»:
Выдержана в общем, но личная жизнь играет у нее слишком большую роль. Хорошая, особенно на русском языке, успешность. Товарищеские отношения хорошие, но мало интересуется коллективной жизнью.
У меня сложилось впечатление, что Надя Неверова была веселой, но немного легкомысленной молодой женщиной. Ли Лисань не был ее первым мужчиной. От первого распавшегося брака у нее остался сын, которого она передала в советский детский дом. И с Ли Лисанем она долго не прожила. Как он мне объяснял, испугалась потока критики в его адрес. Не всякая согласится быть женой «оппортуниста»!
Ли Ханьфу попросилась назад, на родину. Уехала и пропала. Ее сын считал, что ее могла убить гоминьдановская охранка, едва она пересекла границу Китая. Но совсем недавно в книге «Университет им. Сунь Ятсена в Москве и китайская революция» промелькнуло упоминание о том, что по возращении на родину она была послана на работу в Советский район[46] на северо-востоке провинции Цзянси[47]. А далее ее следы снова теряются в кровавом китайском водовороте. Судьба этой женщины осталась неизвестной даже ее сыну.
Сын ее, родившийся и воспитывавшийся в России, носил имя Вова. После отъезда его матери в Китай Ли Мин продолжал навещать мальчика в детском доме в Монине и позднее, когда мы поженились, приводил в наш номер в «Люксе», на праздники брал с собой на гостевую трибуну на Красной площади – одним словом, всячески опекал. Круглолицый стриженый мальчик вначале был уверен, что Ли Мин – его отец, но, даже узнав правду, продолжал называть его «папа». Я была слегка шокирована, но Ли Мин с улыбкой пояснял: «У нас в Китае так принято». Позже я узнала, что действительно не только отчима обязательно называли «папа», а мачеху – «мама», но также существовала традиция при живых родителях иметь еще и приемных «папу» и «маму». А в среде революционеров вообще очень часто детей передавали друг другу на воспитание или, как по-китайски говорилось, «дарили».
А с Володей Неверовым, который по окончании советского вуза в середине 50-х годов вернулся в Китай, наша семья поддерживает дружеские отношения до сих пор.
Глава 7
Гостиница «Люкс»
С конца 1935 года Ли Мин с невероятной настойчивостью при каждой встрече начал заговаривать о женитьбе. Я колебалась.
Меня не смущали его многочисленные жены и дети (дело прошлое!), не волновала и разница в возрасте – пятнадцать лет, но беспокоило будущее. Я прекрасно понимала, что Ли Мин не волен в себе: сегодня он здесь, а завтра – негласный приказ, и он может в любой момент покинуть Москву. Я даже не узнаю, что с ним. Такие примеры я уже видела. Ли Мин познакомил меня с Женей Гомберг, работавшей его секретарем в Профинтерне. Она приходила со своим сынишкой – восточного типа мальчиком. Муж Жени Вэнь Шичжэнь находился где-то в Китае, вестей от него не было. Осталась одна с ребенком и жена тогдашнего Генсека КПК Чжан Вэньтяня (Измайлова), убежденная партийка, ходившая в кожаном пальто, как женщина-комиссар в «Оптимистической трагедии»[48]. (Сын ее, оказавшийся в начале войны в пионерлагере в Белоруссии, потом пропал без вести.) Несколько раз отъезжал в секретные командировки и Коля Васильев, и Сальда никогда не была уверена, вернется ли он.
У меня было ощущение, что я бросаюсь в омут с головой.
Но я знала, что Ли Мин переживал нелегкую пору, что он очень одинок в России. Не хотелось наносить ему еще один удар. Пусть не думает, что я тоже боюсь связать свою жизнь с «оппортунистом»!
Решение пришло бесповоротно.
Сальда меня поддержала, а вот с Клавой творилось что-то непонятное. В последнее время она начала отходить от меня, проявляла холодность. Она была человек в себе, сдержанная и скрытная, но явно не одобряла развитие моих отношений с Ли Мином. Возможно, в ней играло ущемленное женское тщеславие, чувство оскорбленного самолюбия: как же, предпочли не ее, а Лизу! К Ли Мину особого чувства она не испытывала, но ведь она привыкла быть первой! После моей свадьбы наши дружеские отношения окончательно прекратились.
Правда, она пригласила меня к себе, когда выходила замуж за коллегу по издательству – модника и пижона. Он мне не понравился, и я оказалась права: женская судьба Клавы не сложилась, как и у многих красивых женщин. Когда она тяжело заболела, муж тут же начал изменять ей. Клава ушла из жизни несчастной, не дожив и до сорока лет.
Мы с Ли Мином поженились в начале февраля 1936 года.
Регистрироваться не ходили. В те времена можно было обходиться и без этой формальности: советский закон признавал гражданский брак наравне с официально зарегистрированным.