– Знай, раненная утка, – известил Панька Федьке Лушину.
– Где?
– Вон там! – показал пальцем Панька на колыхающиеся чёрные бархатистые головки тростника-палочника. На поиски подраненной утки.
– Яков и Федька ринулись к тростникам, разувшись, они вступили на зыбкую трясину.
– Осторожно! Поглядывай! Тут в трясине где-то должна быть прорва, не провались! – назидательно проговорил Яков Федьке.
Под их ногами зыбко волнами качалась трясина. Не задерживаясь на одном месте, они с опасливостью пробирались вперёд, обходя мрачно зияющие чёрной холодной водой, прорвы. Добравшись до тростника-палочника, они пошевыряв там ружьями, ничего не обнаружили и как бы от досады и разочарования Федька выстрелил в плавающую вверх дном среди лопухов чью-то замокающую кадушку. А кадушка эта была Ивана Трынкова. Дня через два послала мать сына Кольку:
– Пойди на озеро, принеси кадушку, она, наверное, замокла, я её вымою и огурцы в ней посолю.
А кадушка оказалась вся в дырках от дроби.
От уличной дороги, по извилисто пролёгшей тропинки, по которой бабы ходят к озеру за водой с вёдрами и полоскать бельё, с ружьём за плечом появился Николай Ершов.
– Ну какова охота, каковы ваши успехи?! – спросил он у Ивана Дорохова.
– Да вот я подбил огромного селезня, Сергей подстрелил пару уток и остальные не без трофея, а ты что запоздал? – спросил Иван у Николая.
– Да так пришлось около дому задержаться, я тоже ястреба, да ворону сшиб, да ещё паренька Гришу в охотницкое дело посвятил, вот и запоздал.
– А мы уж закончили, оставшиеся в живых утки куда-то поразлетелись, подраненные попрятались, а которых подстрелили, вот они, – показывая Николаю убитую утку, сказал подошедший сюда Федька Лушин.
– Какая жалость, что я маленько запоздал, вы мне ни одной утки не оставили, даже пальнуть не во что! – сокрушался Николай, ругая себя за опоздание.
– Ироплан летит! – вдруг загорланили ребятишки.
И вправду в воздухе, по направлению от села Верижек, бойко треща, приближался аэроплан.
Поразинув рты с большим любопытством ребятишки, закинув головы, наблюдали за полётом аэроплана. Взбудораженный охотничьим азартом, Николай Ершов, сдёрнув с плеча своё ружьё и пальнув вдогонку аэроплана, Николай проговорил в удивлённую толпу:
– В случае чего, скажу, что мне подумалось, что это летел ястреб!
Молодьба, веяние. Мишкина пропажа
В селе: на гумнах, на токах около овинов, повсеместно, идёт молотьба. Привезённые из поля ржаные снопы, кто обхлыстывает, кто цепами молотит, кто лошадьми мнёт, а Крестьяниновы, распустив снопы, превратив их в солому на колеснице обмолачивают. Всюду идёт трескотня и гроханье веялок, поле молотьбы, люди провевают рожь и другое хлебное зерно. По приближённым токам, обслуживая веялкой, Василий Ефимович послал Ваньку. Дело Ваньки заключается в том, при перемещении веялки (которая устроена на колёсах) на другой ток, для обслуживания другого хозяйства, Ванька, как уже спец по установке должен правильно подобрать веялочные решета и установить веялку по ветру, чтобы мякину и пыль ветром относило в сторону. При окончании с хозяев веяния Ванька должен взять за пользование веялкой кружку зерна (весом в фунт) 1/40 с каждой меры, чистого отвеянного зерна. Люди, пользовавшейся Савельевой веялкой на то, что столько берётся за эксплуатацию веялки, не обижались, потому что на веялке зерно отвевается от мякины и прочих примесей гораздо лучше, чем лопатой на ветру, так что вполне удобно для людей и для хозяина веялки выгодно. После того, как веялкой было чисто и быстро отвеяна обмолоченная рожь на току Трынковых, Иван Васильевич далее с наивностью выговорил Савельеву: