– Ванька! Скорее стаскивай снопы в десятки, дождик-то вон какой расходится!
Жнецы, торопливо действуя серпами, захватисто забирая горстями, хватали последние стебли, прижатой к самому концу загона, стоявшей на корню ржи. Санька и тот видя вблизи дороги, поднажал и, не расклоняя спины, напористо наступал на стенку печально поотвисшейся от дождя колосьями ржи.
– Рожь сжата, утянуты поясками последние снопы, десятки поставлены, пора и в путь домой.
Усевшись в телегу, жнецы, накинув на себя одежду, понуро ёжились, огораживая себя от назойливого дождя. От дождя дорога залоснилась, в глубоких колеях склонилась вода. Ободья колёс по колеям вперёд волнами гнали грязную жижу. Колёса заботливо с причвакиванием целовали влажную землю. Почти у самого села Савельевы догнали чью-то телегу, едва волочившую уставшей лошадью. По извилистому зигзагообразному следу, перекосившегося обода колеса можно было догадаться, что впереди едет Семион Селиванов. Семион со своей Марфой тоже возвращался из поля с жнитва. Изрядно измочившись, покашливая от озноба, он с озабоченностью понукал свою пегую кобылу, без нормы вваливая ей кнута, слышалось, как кнут тупо шлёпал по тощим кобыльим бокам. Но кобыла, попривыкнув к кнуту, не реагировала на его удары и вяло плелась по дороге, дождевая вода грязными струйками стекала с её мочалистого хвоста. Тряхнув вожжами, этим приободрив Серого, Василий Ефимович обогнал Семиона, из-под колёс полетели шматки липкой грязи, обляпало седоков в телеге.
– Эх, как вас перемочило! – встречая, открыв ворота, провозгласила Любовь Михайловна.
– Мы всю дорогу дождём ехали! Промокли! – за всех ответил Ванька, промокшей курицей спрыгивая с телеги.
Домой приехали, все промокшие до нитки.
Русский крестьянин – труженик, христианин; в праздник не входит в поле на работу, даже в жнитво. «Удалой труженик – серп, своё возьмёт!» Для него время хватит и в будни.
Ваньк! Пошли в лес за конобобом, – пригласил Санька Федотов Ваньку Савельева, в воскресенье, в которое, как в праздник, не поехали в поле на жнитво.
– А это что за конобоб? Про конобобель я слыхал, это такие ягоды наподобие черники, только покрупнее, но он в нашем лесу не родится! С чувством знатока ответил Ванька.
– Ну конобобель, это всё равно, только я от нашего Сергуньки наслышался, что этого самого конобобеля в лесу прямо осыпано! – высказался Санька.
Так или иначе, а ржаное жнитво было окончено.
– Вы пожались? – спросила Анна Крестьяникова Любовь Михайловну, выйдя на улицу в праздник.
– В день Ильи пророка (20/VII-2/VIII) пожались! Вчера последний загон дожинали, а вы?
– И мы тоже вчера закончили жнитво-то. Мы ниодново не думали, что с жнитвом-то так скоро управимся! – облегчённо вздохнув, проговорила Любовь Михайловна.
Охотники на озере. Ершёв, ребенок и ружье
Вольготно живут некоторые люди села, особенно Мотовиловские охотники: Сергей Лабин, Яков Лобанов, Иван Додонов, Федька Лушин, Смирнов. Да и что им вольготно не жить, они в большинстве своём занимают тёпленькие места в кооперации, заправляют торговлей на селе, шикарно живут, забавно время проводят. По праздникам и по воскресеньям у них, как и у прочих христиан дни свободные от трудовых дел и уговорившись спозаранку в такие дни уходят в лес на охоту. С охоты они возвращаются усталые, с трофеями, а иногда и без них. Возвращающихся с охоты из леса охотников иногда сопровождает ватага парней, как обычно присутствуют: Панька, Ванька, Санька, Васька, Колька, Стёпка, Гришка и другие из детворы. У сопровождающих охотников ребят от восхищему детский задор и ничем не прикрытая зависть. Каждый, не сводя глаз, любуется разными курками ружей-двустволок. Каждому нестерпимо хочется подержаться за пленящий воображающий резной курок или хотя бы пальцем прикоснуться к стволу. А если добродушный охотник доверит понести хотя бы пустое ружьё, то несут его наперебой и с большим торжеством. Первому обычно дозволят нести ружьё Паньке, как самому старшему из ребят.
– Паньк, дай и я понесу! – просят товарищи у Паньки.
– Я сам-то только взял, видишь, на курки ещё никак не нагляжусь!
– А где мушка-то? – спрашивает у Паньки Васька.