– Тогда, Василий Ефимович, забирай свой жребий из шапки, он теперь не играет. На, возьми его!

Василий взял свой жеребий и дрожащей рукой, как талисман счастья, положил его поглубже в карман.

– А кто с ним на пару-то пойдёт? – выкрикнул кто-то из мужиков.

– Я! – выкрикнул из толпы Иван Трынков. Я от Василия Ефимыча ни на шаг, мы с ним вместе будем сенокосничать!

– Ну, тогда и ты забирай свой жеребий!

И Михаил, пошевырявшись в шапке, отыскал трынков жеребий и отдал его Ивану. А Михаил, так же задорно и громко крича и в воздухе азартно тряся шапкой, проглагольствовал:

– А ну-ка, Николай, тяни первого резвого, у тебя вроде как рука-то лёгкая! – обратился Михаил к Ершову.

– Не так, что больно лёгкая, у меня рука-то, но счастливая! – отозвался Николай и вытянул из шапки жеребеёк.

– Иван Федотов! – во всё горло прогорланил Михаил во всеуслышание. – Ну, Иван, твой пай второй, смежный с Савельевым.

– Вот что значит счастье-то, в селе мы с ним шабры и здесь соседи! – довольный тем, что ему достался неплохой пай и на пару с Лабиным Василием Григорьевичем.

Шумная толпа мужиков всё дальше и дальше удалялась от крайних уже разыгранных паёв. По мере разыгрывания жеребьев в шапке оставалось всё меньше и меньше, и толпа всё таяла и таяла. Мужики, всяк получив свой пай, оставались на нём ещё, с ещё большей подробностью осматривали его, обходили, ещё знатнее протаптывали межи, делая промины в траве и затёсы на деревьях, оказавшихся на меже.

Василий Савельев с Иваном Трынковым, обойдя их пай кругом, осмотрели траву, уточнили межу.

– Ну как, Иван Васильевич, будем между собой так же жеребий метать или без него обойдемся? – спросил Василий Ивана.

– Ты вот что, Василий Ефимович, ты бери этот конец с низиной, а мне отдай тот конец пая, там мне уж больно поляна понравилась.

– Ну, так что, давай порешим по-твоему, – согласился Василий.

И они на добровольных началах определили поперечную межу. Перед тем, как идти домой, мужики договорились собраться снова на том месте у ручейка, где обедали. Закончив жеребьёвку, мужики снова сошлись к ручью. Они теперь успокоенно расположились на отдых, чтоб запастись силами и подкрепиться едой перед тем, как пуститься в обратный путь. Снова зашумели кошелями, зашебушили, раскрывая их и доставая из них остатки принесённого из дома провианта. Николай Ершов, всех раньше разделавшись со своими пирогами и лепёшками, шутливо проговорил:

– Бог напитал – никто не видал! Сыт, покуда съел полпуда! Теперь надо попить у приволья-то! – с весельем балагурил он.

Спустившись к ручейку и припав на колени, сложив ладони ковшечком, он, аппетитно напившись, крякнул от удовольствия. И отерев мокрые усы подолом рубахи, отошёл от ручейка, выбрав подходящее место на возвышенности, блаженно развалился на обсохшей траве.

– Теперь и отдохнуть не грех! После трудов праведных, на травке поваляться! Лафа! Одно удовольствие!

– Мужики! Я вам вот что расскажу, – обратился Николай к мужикам, часть которых ещё ели, не торопясь откусывая, жевали, подытоживали остатки пищи, некоторые наслаждённо курили, а некоторые, растянувшись на траве, грели своими брюхами прохладь земли.