– Больно забавно, как тот портной рыбу в реке удил и чуть с лодки не утонул.

– А как он бежал, да утюг-то потерял!

– Одним словом смехотура и только.

Ребята-парни улыбались, смеялись, спорили, курили….

Всех изобретательней, в этом деле, оказался все тот-же Санька Шевирушка – белобрысый, лицо обличьем как у овцы, глаза навыкате, как у козы, не в меру развязно-вертлявый парень. Да и как ему не быть вертлявому проказнику, когда он все время живёт в безотцовщине – «на воле». В семье его никто не одергивает, никто не ущемляет, никто не укрощает. Мать его сомнительного поведения в морально-нравственном отношении. Колька, брат, с ним не связывается. Сидя здесь, в токарне, Санька взатяжку выкурил в один приём сразу две папироски. Он с особенным искусством выпускал дым изо рта, причудливыми колечками. Как запаленная лошадь выпускает клубами пар из ноздрей, так и Санька пыхал из носа табачным дымом.

Искусству причудливо пускать табачный дымок, он научился давно. Прошлым летом, во время купания на озере, находясь по грудь в воде, он закурил. Набрав полон рот табачного дыма, он нырнул в воду. Дым, выбиваясь из воды, пунктирно обозначал направление движения Саньки под водой.

Вылезши из воды, уже в улице, Санька с разрешения хозяина лошади, для забавы людей, смехотворно стал управляться в умении запрягать лошадь в телегу.

– Эт и я сумею! – заявил он, увидя, как Костя Хорьев, стал запрягать свою лошадь в телегу.

Санька стал комедийно упражняться в приёмах запряжки. В начале своего представления, он ввел лошадь в оглобли головой к телеге и стал запрягать её, надев хомут клещами к плечами её, дугу стал накидывать не слева направо, а наоборот. Вообще, он всю запряжку старался произвести шиворот-навыворот. Смотря на эти проказистые приёмы, присутствующая тут публика задорно смеялась. Парни, поджимая животы, катались по земле хохотали. Мужики сдержанно улыбаясь гоготали.

А лошадь, как-бы дивясь и косясь бельмами глаз на незадачливого запрягальщика, растерянно жевала пустоту и укоризненно всхрапывала. Это происходило летом…

А сейчас в токарне, в темноте, парни занимались только сказками, анекдотами и куревом.

– Федьк! – дай закурить! – спросил Панька.

– Ты вечно на чужбину, надо поменьше петь, да свой иметь, – отчитал его Федька.

– Кольк, дай хоть разок курну!

– Один курнул, да в прорубь мырнул! – под рифму огорошил его Колька.

– Какой ты речистый, столкнул бы тебя с песи нечистый, – отпарировал Санька.

– Какой ты говорок – слизал у матери творог, – вступил в состязание в скороговорках Гришка.

– Хрен тебе в правый глаз, чтобы левый не глядел в Арзамас, – зарифмовано отговорился от него Панька.

– За эти бы речи, целовал бы тебя домовой с печи! – ввернул свое и Степка.

– А за эти словеса измазать бы тебя дегтем из колеса! – не отставая ото всех, проговорил и Панька.