Глава 24

Интеллектуальная деятельность

Римская Сирия, которая прославилась в сфере развлечений и производила на свет цирковых и театральных знаменитостей, в интеллектуальном плане уступала своему соседу Египту с его Александрийской библиотекой и школой. Как и следовало ожидать, некоторые из ранних литературных произведений повествовали о влюбленных, грабителях, гадателях и путешественниках и, как показало время, не представляли ценности. За исключением Проба, латинского филолога и критика Берита, едва ли Сирия сделала существенный вклад в литературу на латыни. Антиохия, богатейший и крупнейший город римской Азии и третий по величине город империи, не дала миру ни одного известного автора.

Жизнь Марка Валерия Проба пришлась на вторую половину I века н. э. Свой жизненный путь он начинал солдатом, но потом отдал все свои силы изучению классической литературы Рима. Там же он и поселился и снабдил критическими комментариями сочинения Вергилия, Горация и других значительных поэтов. Тем самым он заложил основы классицизма позднего имперского периода и вошел в ряд крупнейших латинских филологов.

Сирийский вклад в греческую литературу представляет гораздо большую историческую важность. Наш главный авторитетный источник по истории Сирии времен ранней империи – это труд еврейского историка на греческом языке. Его написал Иосиф Флавий, родившийся в Иерусалиме около 37 года н. э., автор «Иудейских древностей» и «Иудейской войны». По утверждению Иосифа, по материнской линии он происходил от Маккавеев. В молодости он поехал в Рим, чтобы выступить перед Нероном в защиту нескольких своих единоверцев-священников, а по возвращении возглавил еврейские войска, восставшие против римского господства. Его взяли в плен, но Веспасиан сохранил ему жизнь. Затем Иосиф присоединился к окружению Веспасиана и с его сыном Титом вернулся в Рим. Там он принял имя Флавий как вольноотпущенник Флавиев и написал дошедшие до нас труды. Его «Иудейские древности» в изложении еврейской истории в значительной мере опираются на Ветхий Завет и подробнейшим образом трактуют более недавние времена – при Маккавеях и Иродах. «Иудейская война», первоначально написанная на арамейском языке, содержит детальный отчет о роковой борьбе с Римом, очевидцем которой он был. Рассказ окрашен желанием автора угодить своим высокопоставленным покровителям.

За исключением Иосифа Флавия, в сирийской историографии вряд ли есть хоть одно заметное имя. У нас есть скудные сведения о Филоне из Библа (ок. 61—141 н. э.), грамматика и автора трактата о финикийской религии, фрагменты которого сохранились у Евсевия. Столь же малоизвестен и Менандр Лаодикейский, ритор, живший позднее (III в.) и составивший несколько финикийских хроник. Во второй половине II века жил другой, несколько загадочный писатель Ямвлих, написавший вавилонскую историю. В молодости армянский царь взял его ко двору, где он и познакомился с вавилонским языком и персидской магией. Ямвлих говорит о себе, что он сириец и по отцу, и по матери. Греческим языком он овладел уже в более поздний период жизни. Помимо упомянутого труда, Ямвлих написал историю любви на греческом языке, которая была если и не самым ранним, то по крайней мере одним из первых произведений такого рода в греческой литературе.

В области географии наиболее заметный вклад внес Марин Тирский, который жил и трудился в середине II века. Марин первым заменил карты, составленные на основе описания маршрутов, картами, начерченными при помощи математических методов на основе широты и долготы. Назначив каждому географическому пункту свою широту и долготу, Марин тем самым помог положить конец неопределенности в вопросе их положения относительно друг друга. Таким образом он стал основоположником научной географии. Птолемей цитирует его и даже признает, что всю свою работу он основывает на трудах Марина.

Что касается науки, то упоминания достоин еще только один деятель – Архиген, врач из Апамеи. Архиген работал в Риме при Траяне в начале II века. Его несколько раз упоминает Ювенал, из чего следует, что он пользовался популярностью среди столичной знати, особенно в вопросах психических заболеваний. Архиген написал трактат о пульсе, к которому свой комментарий составил Гален, и оставил после себя нескольких учеников, много лет пользовавшихся уважением в своей профессии.

Соотечественник Марина Адриан был ритором и философом. Риторика в то время была самой модной областью литературной профессии. Теоретически ритор должен был выступать в суде и обучать этому искусству. Фактически же он был лектором, который переезжал с места на место, демонстрируя свои ораторские способности перед образованной публикой. Риторы рассуждали на всевозможные темы, независимо от собственных убеждений. Адриан перебрался из Тира в Афины, где возглавил кафедру риторики. В своей приветственной речи к афинянам «он распространялся не об их мудрости, а о собственной, ибо начал он с того, что объявил: „И снова пришли письма из Финикии“»[204]. Свои профессорские обязанности он выполнял с большой показухой, носил дорогую одежду и драгоценности, а на лекции приезжал в колеснице с серебряной упряжью. Студенты называли его финикийцем, и некоторые даже пытались подражать его выговору. В Афинах Адриан встретил Марка Аврелия, который по возвращении в столицу пригласил Адриана ко двору. Адриан с радостью распрощался с Афинами, где его судили и оправдали за убийство оскорбившего его софиста. Император почтил ритора своей дружбой, он даже снизошел до того, что изложил ему тезисы для речи. Преемник Марка Аврелия Коммод назначил Адриана личным секретарем.

Учеником Адриана, который, как и он сам, пользовался уважением императоров, был Антипатр Иерапольский. В своих речах, как импровизированных, так и записанных, Антипатр не выказал превосходства над современниками, однако в литературном искусстве он преуспел. Потому-то Север и выбрал его личным секретарем. Он также назначил его наставником двух своих сыновей – Каракаллы и Геты, а когда позднее (212 н. э.) Каракалла убил собственного брата, Антипатр написал ему, упрекая и сетуя, что у теперь у Каракаллы «остался только один глаз и одна рука» и что те, кого наставник учил «защищать друг друга с оружием в руках», теперь «подняли оружие друг против друга»[205]. Север сделал Антипатра консулом и поставил префектом Вифинии. Там он показал себя слишком быстрым на расправу и был смещен с поста. Он уехал к себе в родной город, где, как говорят, покончил с собой, умерев от голода.

Более интересной литературной фигурой эпохи Антонинов был также северный сириец Лукиан из Самосаты, столицы Коммагены. Лукиан родился около 125 года н. э. В Антиохии он был юристом и писал речи за ораторов, а затем сделался странствующим ритором и отправился в путешествие по Малой Азии, Македонии, Греции, Италии и Галлии. В Галлии он какое-то время преподавал философию в эллинизированном городе, прежде чем вернуться на родину.

Лукиан был сирийцем, что он всеми силами старался подчеркнуть ввиду тогдашнего невежества в национальных вопросах. Его родным языком был арамейский; но, как все культурные сирийцы того времени, он получал образование на греческом. В эпоху, когда возможностей для путешествий стало больше, чем когда-либо за прошедшие сто лет или около того, он познакомился с самыми развитыми регионами империи. Сирийская страсть к путешествиям в нем сочеталась с сирийской же многогранностью и богатством воображения. Из восьмидесяти двух произведений, дошедших до нас под его именем, часть, безусловно, являются подделками, а наибольшую важность представляют «Диалоги». Его «Правдивая история»[206] – прямой предок Синдбада-морехода, путешествий Гулливера и т. п. А его трактат «О сирийской богине» – наш самый авторитетный источник в области религии Римской Сирии тех дней.

Особая заслуга Лукиана в истории литературы заключается в том, что он первым применил такой инструмент, как диалог между мертвыми, как средство комедии и сатиры. В этом его подражателями стали де Фонтенель, лорд Литтлтон и другие последующие авторы. Насмешки Лукиана бьют не только сильно, но и широко. Олимпийские боги, греческие философы, римские аристократы, религиозные фанатики, путешественники, взбалмошные энтузиасты – все они, каждый в свою очередь, становятся жертвами его карикатур. Даже к Гомеру, Гесиоду и Геродоту его перо не питает никакого почтения. Однако его нападки не подкрепляются созидательными идеями. Герой его «Икароме-ниппа», которому противны споры и притязания философов, решает подняться к звездам, чтобы с высоты проверить истинность философских теорий. С помощью пары механических крыльев Менипп сначала прилетает на Луну, откуда наблюдает за людскими ссорами и страстями. Оттуда он отправляется на Олимп и предстает перед самим Зевсом. Там он становится свидетелем того, как к небесам возносятся молитвы. Они поднимаются по огромным дырам, и Зевс выслушивает их, сняв громадные крышки. Зевс оказывается предвзятым судьей, на решения которого влияет размер обещанной награды. Тем не менее он выносит философам приговор и угрожает истребить их всех за четыре дня.

В преклонном возрасте Лукиан получил пост, возможно от Коммода, прокуратора Египта, где он предположительно и умер в конце века.

В области философии, в частности неоплатонической, сирийские мыслители внесли немалый вклад. Это вполне вписывалось в селевкидскую сирийскую традицию. Страбон впечатлен выдающимися мыслителями своего времени – уроженцами Сидона и называет двоих из них своими соучениками. Говорят, что еще раньше в Сидоне была сформулирована атомистическая теория. Тир также сохранил свою репутацию в философии. Среди его уроженцев Страбон упоминает философа-стоика по имени Антипатр. Очевидно, это тот же самый Антипатр, которого Плиний называл поэтом и которого, по слухам, ежегодно в день рождения охватывал приступ лихорадки. Самым знаменитым тирским философом был Максим, который много путешествовал, неоднократно бывал в Риме и жил там во времена Коммода. Был ли он учителем Марка Аврелия, вопрос спорный. Максим был скорее софистом и ритором, нежели оригинальным мыслителем. Как и другие платоники, он противопоставлял бога материи, а демоны у него играли роль посредников между богом и человеком. До наших дней дошло сорок одно его рассуждение, где он свободно пользуется таким приемом, как сравнение, и фрагментами из поэзии.

Апамея как центр философии намного опередила Тир. В эпоху Антонинов, вероятно при Марке Аврелии, один из ее сыновей по имени Нумений стал подлинным основателем неоплатонизма. Плотина, греческого философа из Египта, которому приписывают эту заслугу, справедливо обвиняли в том, что он основывает свое учение на идеях Нумения и «щеголяет его перьями». Нумений получил греческое образование, возможно, в Александрии. Он жил в Афинах и, по-видимому, вернулся в Апамею под конец жизни. На него ссылались, с одной стороны, Порфирий, Ямвлих и другие языческие философы, а с другой – Климент Александрийский, Ориген и другие отцы христианской церкви. Он был посвящен в греческие и египетские мистерии, но от сочинений других философов его труды в первую очередь отличает знакомство с Ветхим Заветом. Для него Моисей был главным пророком, как Гомер – главным поэтом. Платона он называл «греческим Моисеем». Он рассматривал бога как космическое триединство из трех божеств: Отца, Творца и Творения (мира).

В III веке в Апамее сложилась довольно значительная неоплатоническая школа, основанная Эмилием под покровительством пальмирской царицы Зенобии. Эмилий был поклонником Нумения и излагал родственные идеи. Он учился у Плотина и первым систематизировал неоплатоническое учение, а также был учителем Порфирия, одного из великих сирийских неоплатоников.