Первым из городов, занявших центральное место в египетско-сирийских отношениях, стала Губла[88]. Египтяне впервые узнали этот город под именем Купна – это несемитское слово финикийцы, заняв его, сменили на «Губла». Ее семитское название сохранилось в современном Джебейль («холм»); ее греческое имя – Библ – стало означать «папирус», «книга» и сохранилось в слове «Библия». Задолго до того, как этот город стал портом вывоза папируса, оттуда в долину Нила доставляли столь необходимый там ливанский кедр. В Египте из него строили храмы, дворцы и корабли, изготовляли гробы и изысканную мебель. Фараон Снофру (около 2750 г. до н. э.) ввез сорок кораблей, доверху нагруженных кедром, для своих строительных предприятий. Самый ранний контакт между Египтом и Сирией, о котором у нас есть письменные свидетельства, относится к правлению этого фараона. Вино и масла для мумификации также ввозились из Гублы. Взамен финикийские города привозили золото, металлические изделия и писчий материал (папирус). Хуфу (Хеопс, около 2600 г. до н. э.), знаменитый строитель крупнейшей пирамиды, вырезал свое имя на алебастровой вазе, которую послали в дар Госпоже Гублы. Эту богиню египтяне отождествляли со своей Хатор, которая, таким образом, стала для них владычицей сирийских земель. В погребальном храме фараона Сахуры V династии в Абусире (возле древнего Мемфиса) есть изображение похода в чужие земли со взятыми там трофеями, включая оливковое масло в ханаанских кувшинах. Унис (умер ок. 2350 до н. э.), последний фараон этой династии, удерживал Гублу с помощью своего флота. В то время город, возможно, был царской колонией.

В надписях VI династии мы читаем о «кораблях из Гублы», пересекающих Средиземное море. К временам этой династии относится первое подробное описание сухопутных кампаний в Палестине и Сирии. Их вел в начале XXIII века до н. э. Уна, полководец фараона Пиопи, чья армия «благополучно возвратилась» после войны с азиатскими «жителями песков», в ходе которой она вторглась на север, уничтожая крепости, срубая фиговые деревья и виноградники.

Фараоны XII династии (2000–1788 гг. до н. э.), одной из самых прославленных в египетской истории, претендовали на господство и, можно предположить, в той или иной степени осуществляли его не только над финикийским побережьем, но и над Палестиной и большой частью Сирии, включая Катну. Угаритский правитель принимал дары от Сенусерта I (Сесострис, 1971–1928 до н. э.), и у входа в храм Баала в этом городе стоял сфинкс Аменемхета III (1642–1633 до н. э.). Топонимы в египетских списках свидетельствуют, что к концу правления Аменемхета в Египетскую империю входили Палестина до самого Гилеада на востоке, Финикия до самой долины Нахр-аль-Кабир на севере, Авран, Дамаск и большая часть Бекаа. К правлению Сенусерта восходит древнейшее описание общественной жизни и организации в Сирии-Палестине[89].

Автором был египетский вельможа по имени Синухе, который после прихода к власти этого фараона был вынужден бежать в Сирию, где много лет прожил среди бедуинов. Когда он уже был в преклонном возрасте, его призвали ко двору фараона, где он и записал свои воспоминания в поэтической форме.

В самом начале бедуинский вождь на египетской границе спасает жизнь беглецу, дав ему воду и кипяченое молоко и позволив остаться с племенем. Проделав путь на юг, Синухе (Синухет) добрался до Гублы и оттуда отправился в Ливан в регион Бекаа, где отуземился и стал жить как член племени, шейха которого звали аморейским именем. Гость убеждал шейха подчиниться египетскому фараону, но тот не особо стремился отказываться от независимости. Синухе женился на старшей дочери своего покровителя, и ему дали добрый участок земли с фиговыми деревьями и виноградниками, где вина было больше, чем воды. «В изобилии мед и много оливкового масла, фрукты всевозможные на деревьях ее. Были там ячмень и полба, бесчисленные стада всякого скота»[90]. Синухе стал преемником тестя в качестве главы племени, охотился на дичь со своими собаками, развлекался по-бедуински, давал воду жаждущему, указывал дорогу заблудшему путнику и участвовал в набегах. Он стал настолько любим в народе, что во время его поединка с могущественным противником, в котором активно использовались стрелы, дротики и топоры, женщины и мужчины поддерживали его возгласами и сострадали ему. Тоскуя по родине и содрогаясь при мысли о том, что его похоронят в чужой стране, обернув в одну козью шкуру, изгнанник в конце концов повинуется указу от Сенусерта, поручает старшему сыну управлять его владениями, предоставляет «пески живущим среди них, деревянное масло – тому, кто умащается им» и возвращается на родину, где наконец-то наслаждается блаженством бани и настоящей кровати.

Сирия была включена в Египетскую империю во время ее подъема при Яхмосе, фараоне XVIII династии (умер около 1546 г. до н. э.), основателе Нового царства. Именно этот фараон изгнал гиксосов из Египта, преследовал их до Сирии, откуда они и явились, и вывел свою страну на путь военных и захватнических свершений. Его преемники продолжили политику вторжения в Сирию-Палестину. Тутмос I прошел через всю страну около 1520 года, не встретив особого сопротивления, дошел до верхнего Евфрата «земли двух рек» (Нахарин), где установил триумфальную надпись с перечислением своих грандиозных подвигов. Евфрат, воды которого текли не так, как у Нила, а в обратную сторону, показался египтянам весьма любопытным. Вскоре стали расходиться всевозможные рассказы о «перевернутой воде, что течет вниз, когда в самом деле течет вверх». Имя «перевернутая вода» так и приклеилось к реке.

Однако лишь при Тутмосе III (1490–1436 до н. э.), прославленном воителе Древнего Египта, который провел около шестнадцати кампаний, владычество Египта в Сирии окончательно упрочилось, и она, несомненно, вошла в набирающую силу Египетскую империю. Первый и самый важный военный поход отмечает падение Мегиддо в 1468 году до н. э. Здесь египетская армия столкнулась с конфедерацией 330 правителей. Гиксосы, недавно изгнанные из долины Нила, образовали хребет федерации; царь Кадеша на Оронте встал во главе. Армии сошлись в битве под стенами мощно укрепленного города. Когда сирийские силы отступили под яростным натиском врага, оказалось, что горожане уже накрепко забаррикадировали свои ворота. Даже царя Кадеша пришлось втаскивать через стены, сбросив ему одежду вместо веревок. После семимесячной блокады город, «взятие которого стоило взятия тысячи городов», из-за голода был вынужден сдаться. Вражеские правители пали к ногам фараона, чтобы «вымолить дыхание своим ноздрям». В своей алчности египетские войска захватили невообразимо богатую добычу: 2041 лошадь, 924 колесницы (из которых 32 богато отделанные золотом и серебром), 1929 быков, 2000 голов мелкого скота, 20 500 прочих животных, 200 комплектов доспехов и множество ценного оружия. В царском дворце взяли 87 детей, 1796 рабов и рабынь, золотые сосуды, предметы мебели и статуи. Побежденные цари отдали египтянам заложников.

Падение Мегиддо определило участь Палестины. Энергичный Тутмос прошел 75 миль (120 км) на север до ливанского региона, где захватил три города и построил крепость. В ходе пятой кампании он захватил Арад и тем самым еще тверже укрепился на финикийской равнине. В своем официальном военном коммюнике, объявляя о захвате этого могущественного торгового города-острова, фараон выражается следующим образом: «Вот, его величество одолел город Арвад с его житницами и срубил все его прекрасные деревья. Вот, там найдены [плоды] со всего Захи. Их сады полнились плодами, их вина оставались в давильнях, как потоки воды, их зерно – на террасах… его было больше, чем песка на берегу. Войска с избытком получили свои доли».

Затем Тутмос перечисляет дань, которая включала в себя рабов, лошадей, скот, серебряную утварь, благовония, масло, мед, вино, медь, свинец, ляпис-лазурь, зеленый шпат, зерно, хлеб и плоды, и заключает такими словами: «Вот, армия его величества упивалась и умащалась маслом каждый день, как на празднике в Египте».

Симира, северная соседка Арада, в ходе последующей кампании разделила ту же участь. В конце концов пал и Кадеш, главный источник беспокойства, но двенадцать лет спустя Тутмосу пришлось снова выступить на него. Обратив внимание, что в боевые колесницы египтяне запрягают жеребцов, царь Кадеша прибег к военной хитрости. Он выпустил перед ними кобылу, которая проскакала прямо в их ряды и навела такую сумятицу, что едва не сломала все боевые порядки. Аменемхеб, военачальник и постоянный спутник Тутмоса, спас положение, когда с мечом в руке спрыгнул со своей колесницы, вспорол ей брюхо, отрезал хвост и бросил перед царем.

Восьмой поход, который позволил фараону овладеть всей евфратской страной, был одной из величайших азиатских кампаний Тутмоса. Венцом ее была установка пограничной стелы на востоке от Евфрата, который он перешел, вероятно, в районе Каркемыша, и еще одной неподалеку, рядом со стелой его отца Тутмоса I. По пути он разграбил земли Митанни. Наступая вдоль реки, он разорял и разрушал города, срубал сады и выдергивал растущие злаки, опустошая землю. Против Нахарина, возможно, он провел несколько кампаний; в одной из них он велел построить лодки из кедров с горы восточнее Гублы и переправил их на запряженных волами повозках к самому Евфрату, чтобы переправить войска через реку к Нахарину. По возвращении, охотясь на болотах западнее реки, Тутмос столкнулся со стадом слонов, и не миновать бы ему смерти от слоновьих бивней, если б не бдительный Аменемхеб, который мгновенно отсек бивень одним ударом меча.

Приключения Аменемхеба – типичный пример множества других, пережитых египетскими воинами в Сирии. Одна история сохранилась в виде народного сказания о захвате Яффы другим полководцем Тутмоса – Джехути. Этот военачальник позвал правителя Яффы на пир, на котором того напоили и убили. Его жене сообщили, что ее супруг убил Джехути и возвращается с 500 мешками добычи. Ворота города широко распахнули, но из 500 мешков выскочили прятавшиеся там египетские воины и одолели гарнизон. Джехути так докладывает фараону: «Возрадуйся! Твой добрый отец Амон поверг перед тобою яффского врага, весь его народ и его город. Пошли людей, чтобы вывести их пленниками, чтобы наполнился дом твоего отца Амона-Ра, царя богов, рабами и рабынями, которые падут под твоей пятой на веки вечные».

Тутмос описал свои победы на стенах храма в Фивах и перечислил названия завоеванных городов. Перечень унесенной добычи – слоновой кости, черного дерева, ювелирных изделий, серебра, драгоценных камней, изделий из рожкового дерева, отделанных золотом, – свидетельствует о богатстве страны и высокой культуре ее обитателей. Приморский регион, видимо, был густонаселенным. В победной оде жрецы фараона вкладывают следующие слова в уста его божественного покровителя:

Наводя свои порядки в захваченной Сирии, Тутмос ввел практику вывоза в Египет детей местных царьков, дабы воспитать их в дружественном отношении к Египту и затем отослать назад, чтобы постепенно заменить ими прежние враждебно настроенные поколения. Но большой пользы от этого не было. Не в состоянии оказывать упорное сопротивление египетским ратям, сирийцы усвоили следующий образ действий: быстро предлагали дань и подчинялись при первом же приближении врага, но, как только египтяне поворачивали назад, сразу же прекращали всякие поставки. В течение примерно полувека после битвы при Мегиддо армии то и дело проходили по Сирии взад-вперед. Возвращаться им приходилось с целью не только покорить мятежников, но и сохранить приток податей в казну. Воцарение нового фараона, особенно если его считали слабее предшественника, каждый раз служило сигналом для очередного восстания. Таким образом страна чрезвычайно обнищала экономически и была не способна оказать военное сопротивление новым усиливающимся державам на севере.

Таково было положение дел, когда на трон воссел Аменхотеп IV (Эхнатон, 1377–1358 до н. э.), одна из интереснейших личностей древности. Аменхотеп интересовался не государственными делами, а теологией. В этом на него, вероятно, повлияла его талантливая и прекрасная жена Нефертити, происходившая, как полагают некоторые, из Сирии. Письма из Телль-эль-Амарны свидетельствуют о том, что еще до его смерти Палестина полностью вышла из-под контроля Египта. Она оставалась свободной до первого года правления Сети I (1317–1301 до н. э.) XIX династии. Рамсес II (1301–1234 до н. э.) этой же династии проявил дух настоящего крестоносца, характерный для его предшественника. Его первые походы дошли до самого Бейрута. В нескольких милях к северу, в устье Нахр-аль-Кальба[91], где гора спускается в море, он отметил свое свершение тем, что велел вырезать на известняковой скале три надписи, которые ныне настолько побиты временем, что стали совершенно нечитаемыми. Тем самым он положил начало ряду надписей, продлившемуся вплоть до наших дней в виде памятных стел, сделанных союзными державами в 1942 году и Ливаном в 1946-м, что превратило скалу в музейный экспонат под открытым небом. Из шести ассирийских надписей сейчас можно прочитать только надпись Асархаддона (671 г. до н. э.). Затем идет нововавилонская надпись Навуходоносора, стертая греческая, множество надписей на латыни, сделанных по приказу Каракаллы (не философа Марка Аврелия), и одна на арабском. Одна из египетских надписей была сбита французами, а поверх нее сделана запись об их оккупации Ливана в 1860–1861 годах. Другая французская надпись вырезана по приказу генерала Гуро рядом с английской генерала Алленби.

Тутанхамон (1358–1349 до н. э.) убивает сирийских врагов. Из его гробницы в Фивах, обнаружение которой в 1922 г. стало одной из археологических сенсаций. Сирийцы, обремененные тяжелой одеждой, не ровня легко одетым египтянам. У сирийцев прямоугольные щиты; у египтян – закругленные сверху, повешены на спину. Надпись гласит: «Добрый бог, сын Амона, доблестный и несравненный, господин мощи, растаптывает сотни тысяч, заставляя их пасть ниц»

Упадок египетского владычества продолжался на протяжении всей XX династии. С конца этого периода до нас дошло яркое описание в виде отчета, представленного фараону около 1100 года до н. э. его посланцем Уну-Амоном, отправленным в Сирию за тем, чтобы доставить оттуда лес для строительства священной барки Амона. Правитель Гублы принял его совсем не радушно, и если это исторический факт, то он доказывает, что представитель египетской державы уже не пользовался прежним уважением сирийских владык. Уну-Амон так докладывает о случившемся: «Я простоял 29 дней у него [в гавани], и каждый день он присылал ко мне сказать: „Убирайся из моей гавани“». Отчаявшись исполнить свою миссию и боясь за собственную жизнь, Уну-Амон был совершенно бессилен перед местным царем Закарбаалом. Так он сидел на берегу, оплакивая свои беды. У него было и золото, и серебро, но не было способа заставить себя выслушать. В какой-то момент царь послал к нему в утешение молодую певицу-египтянку. Но наконец сердце Закарбаала смягчилось, и, возвратившись после утренних ритуалов из храма, он сидел «в своей горнице, обращенный спиной к окну, в то время как волны воды великого сирийского моря бились внизу о скалы», и принял у себя вконец измученного и встревоженного посланца. В ходе беседы правитель заявил ему: «Что до меня, я не слуга ни тебе, ни пославшему тебя. Если я громко крикну в Ливане, небо разверзнется и лес будет лежать здесь, на берегу моря». Закарбаал далее признает культурное величие Египта, но говорит, что не обязан подчинять ему свое царство. В конце концов, получив еще больше денег, Закарбаал отдает лес Уну-Амону.

Затем Сирия, которая считалась приграничной провинцией Египта с момента окончания эпохи гиксосов в начале XVI века до н. э., была потеряна для империи в течение XII века. К тому времени в северной части страны укрепились хетты, во внутренней Сирии – арамеи, в Южной Сирии – евреи, а на южном побережье – филистимляне.

Даже когда Сирия входила в Египетскую империю, имперская администрация в целом стремилась поддерживать порядок, сохранять полный контроль над основными артериями и взимать дань. Первые две цели осуществлялись при помощи гарнизонов, а третья – ограниченного числа чиновников, живущих на местах. Египтяне, присланные в важнейшие города, назначали инспекторов для разъездной работы. Главный представитель фараона на юге Сирии располагал собственной штаб-квартирой в Газе. Под его началом находились инспекторы, отвечающие за сбор налогов, и местные префекты, которым подчинялись гарнизоны в отдельных городах. Подробными вопросами внутренней администрации занимались местные вожди, имевшие свои собственные вооруженные силы.

При всем влиянии египетской культуры на Сирию, есть даже еще более яркие свидетельства движения и в обратную сторону. Сирийское влияние очевидно в самой священной из египетских историй – о страстях Осириса, включая расчленение его тела и положение под тамариском в Губле. Есть мнение, что его изувеченное тело погребли в Египте. Весь культ Осириса мог быть заимствован на сирийском побережье еще в глубокой древности. Ханаанский Хорон, главный бог города Явне, перешел в египетский пантеон еще в дни Аменхотепа II (ок. 1450–1420 до н. э.) и отражен в имени фараона Хоремхеба, основателя XIX династии (1350 до н. э.). То, что Астарте поклонялись в середине XIII века до н. э., следует из того факта, что один из сыновей Рамсеса II носил имя Мериастарт – «возлюбленный Астарты». В Навкратисе, который, возможно, первоначально был финикийской колонией, стоял храм Афродиты-Астарты в 688 году до н. э. Геракл, которому был посвящен храм в Канопе, – также, возможно, финикийской колонии, вне всяких сомнений, соответствует Мелькарту.