— Наконец-то! — облегченно вздохнул фон Зуппе. — Уверен, что преступники будут найдены. — Он бросил недовольный взгляд на Марченко. — Нет, все-таки немецкая собака умнее русского мужика.

— Собака-то, может, и умнее… — протянул Тимофей Петрович.

Прошло не более получаса, когда фон Зуппе услыхал гулкий лай, и вскоре послышалась немецкая речь. Из леса вышли гестаповцы и ефрейтор с собакой.

— Болото… — доложил ефрейтор. — Собака привела к болоту… И никакого следа!

— Что за собака! — выругался гестаповец Брауде. — Курица это, а не собака. Топчется на одном месте!

Санитары положили труп в полуторку. Вслед за ними в кузов взобрались гестаповцы. Последней легко, точно ее подбросили, прыгнула черная овчарка.

— А ты дойдешь пешком, — сказал фон Зуппе леснику. — Отсюда недалеко… Поехали!

Оставшись один, Тимофей Петрович вернулся к придорожным кустам. Он снова и снова задавал себе тот же вопрос: кто эти смельчаки, начавшие борьбу с оккупантами? У них даже не было оружия, — ведь из этих кустов застрелить мотоциклиста проще простого! Да, конечно, у них не было оружия…

Тимофей Петрович раздвинул кусты… и отпрянул назад. "Этого не может быть, мне померещилось…" — пробормотал он, снова раздвигая кусты. На смятой траве лежал такой знакомый ему синий заплечный мешок. "Может, просто похож", — уговаривал он себя.

Он поспешно развязал веревку: в мешке хлеб, лук, огурцы, соль в тряпице и жестяная кружка. "Кружка! У Юрася была точно такая же! Ну и что из этого? Таких кружек сотни! Тысячи!" Тимофей Петрович все еще старался убедить себя, что мешок чужой. Он вспомнил, как в прошлом году собирал Юрася в Артек. Тогда Тимофей Петрович вывел химическим карандашом на клапане мешка две буквы: "Ю. М.". Сейчас на этом месте темнело большое фиолетовое пятно. Буквы от сырости расплылись, но все же их можно было разглядеть. "Как же попал мешок к диверсанту? Значит, Юрась связан с ним?"

Домой Тимофей Петрович не шел, а бежал. Он знал, что в доме Юрася нет, и сразу направился к шалашу. Сейчас станет ясно, он узнает, как попал мешок его сына к диверсанту.

— Юрась! — крикнул он издалека. — Юрасик, где ты?

Никто не ответил ему.

Тимофей Петрович подбежал к шалашу.

— Сынок, ты здесь?

Вместо Юрася он увидел на смятой подушке записку. Предчувствуя недоброе, Тимофей Петрович схватил записку, буквы запрыгали перед его глазами.

"Ухожу от тебя, — прочел он. — Больше не увидимся.

Ю."

Тимофей Петрович судорожно сжал записку в кулаке и, спотыкаясь, точно слепой, пошел к дому… "Не сберег, не сберег я тебя, сынок мой родной!.."

Юрась шел не останавливаясь до рассвета. Он держался дальше от шоссе, боясь погони. Ему казалось, что за ночь он ушел далеко и опасность миновала. Мальчик не знал, что при первом же известии о диверсии комендант Гладова, под страхом расстрела, приказал старостам и полицаям окрестных деревень задерживать всех неизвестных им людей и немедленно доставлять для допроса в гладовское гестапо.