"Издеваешься, шкура!" — Тимофей Петрович нащупал в кармане револьвер.

— Что же ты молчишь, уважаемый? И выражение личности у тебя такое… словно тебе в компот перцу насыпали… Тебе радоваться надо, а ты смотришь, как судак отварной…

— Чего мне радоваться? — спросил Тимофей Петрович, не понимая, почему Дашкевич тянет, не приступает к допросу.

— А того радоваться, что немецкие власти тебе доверие оказывают, как, значит, доказавшему… Начальник гестапо поручил мне сказать — доволен он тобой. За то, что политрука задержал. И насчет старосты Сиволоба… Правильно ты сообщал, что он подозрительный. Лейтенант Брауде так мне и сказал: "Преступно, что мы не прислушивались к сообщениям Марченко, а то бы мы раньше разоблачили большевистского комиссара Орлова". Понимаешь?

— Понимаю, — неуверенно протянул Тимофей Петрович. Он все еще считал, что Дашкевич ведет с ним какую-то подлую игру. — И что же, признался Сиволоб, что он красный?

— Поначалу ерепенился, извивался, как угорь на сковороде. Только ведь господа немцы шутить не любят. Такой шашлык из него сделали!

— А он-то признался?

— Не успел. После строгого допроса отдал богу душу. И господин комендант приказал мне передать, что с сегодняшнего дня тебя назначает… — Дашкевич поднялся с кресла, — назначает старостой деревни Зоричи. Власти уверены, что ты быстро наведешь порядок и выловишь преступных сообщников Сиволоба…

Только теперь Тимофей Петрович понял, что на этот раз опасность миновала. Он тоже встал и громко, торжественно, как присягу, произнес:

— Клянусь всем, что мне дорого, буду беспощадно уничтожать всех сообщников Сиволоба!

— Молодец! Твои слова я передам лейтенанту Брауде.

— За это спасибо! Врагов у нас еще много. Я слышал, и в Гридичах какого-то комиссара арестовали…

Дашкевич рассмеялся.

— Комиссара! Мальчишку! Но. видать, получил полное отравление организма у красных. На допросе вел себя нахально! В кармане у него пионерский галстук нашли. Признался, что пионер.

— А куда же он шел?

— Пробирался из-под Бреста. Говорит, в Минск, к родне. А в Минске проверили — никаких там родных у него и в помине нету. Комендант распорядился его в концлагерь: дескать, он там скоро ноги протянет! — Дашкевич взглянул на часы и закончил скороговоркой: — Ну, заступай в новую должность и помни: главное сейчас — убрать урожай. Пусть работают от зари до зари. Пусть работают! И бабы, и старики, и дети! О саботажниках сообщай мне. Я из них разом бифштекс с кровью сооружу!

— Я свой долг выполню, господин начальник, не сомневайтесь. Вот только просьба у меня к вам…

— Говори.

— Старосте надо жить в деревне, чтобы всех видеть, за всеми следить. А я в лесу живу, на отшибе…

— Переезжай в хату Сиволоба!