Тимофей Петрович сидел пришибленный, боясь поверить словам старика.

— Как же?.. Как же так?… — твердил он растерянно. — Ты не путаешь?

Кручина обиделся:

— Неужели Грета будет зря такое говорить?..

Тимофея Петровича охватило отчаяние. Как спасти мальчика? Ехать в Гладов и заявить, что Юрась его сын? Но разве это поможет. Наоборот! Немцы начнут допытываться, почему Юрась назвал себя чужим именем, почему ушел от отца. Что делать? Как вырвать Юрася из рук врагов?!

— Положение трудное, — сокрушенно покачал головой Кручина. — Немцы и полицаи знают, что вы живете вдвоем. А как теперь получается? Был хлопец, и не стало его! Куда, спросят, делся?..

Удрученный несчастьем, Тимофей Петрович до сих пор не подумал, что арест Юрася, даже если обман не откроется, ставит его под удар.

— Может, заявить Гармашу, что утоп хлопец, — предложил нерешительно Кручина. — Дескать, так и так, — несчастный случай. Купался и утоп.

Тимофей Петрович ожег старика таким взглядом, что тот заерзал и виновато забормотал:

— Да я это так… От слова худа не бывает… Может, и обойдется. Немцы тебя знают, доверие оказывают… скажешь, что мальчишка малость не в себе…

То, чего не понимал Кручина, Тимофею Петровичу было ясно. Юрась убежал из дому, потому что не хотел больше жить рядом с отцом-предателем. Но кто же тот человек, которому он отдал свой мешок?

Скрип телеги и громкие голоса прервали несвязные мысли Тимофея Петровича.

— Кто это? — встревожился Кручина.

— Сиди, я посмотрю, — Тимофей Петрович вышел из дому.

У крыльца остановилась телега, в ней сидели два вооруженных карабинами полицая. Тимофей Петрович знал обоих, они служили в гладовской полиции.

Поигрывая карабинами, полицаи переглянулись, и один из них, с лицом плоским и круглым, точно блин, лениво приказал:

— Сидай в телегу, поехали!

— Куда? — голос Тимофея Петровича звучал спокойно, но, как всегда, в момент опасности, мысль работала быстро и четко: "Выяснили, кто такой Юрась. Теперь все кончено! Это провал! Арест!" — Куда поехали? — снова спросил он.

— Ясно куда, — усмехнулся плосколицый полицай. — К нашему начальнику. Хочет с тобой побалакать, поговорить душевно!

Второй полицай уперся в Тимофея Петровича злобным неподвижным взглядом.