Тяжело ступая, чувствуя, что у него кружится голова, Юрась спустился с лестницы.

— Кто такой? Откуда взялся? Документы? — Гармаш выпаливал вопросы один за другим, не давая мальчику прийти в себя, сообразить, что делать.

— Проходил мимо… зашел вот… — лепетал Юрась, думая только об одном: как бы увести полицаев со двора, чтобы тетя Саня успела вернуться и спрятать Владика в другом месте.

— Почему прячешься? Как звать? Фамилие? Документы?

— Я не прятался… Хозяйки дома нет… вот я и залез на сеновал… думал, дождь начнется… думал, пережду на сеновале…

— Рассказывай сказки! Куда ушла хозяйка? Когда придет? Документы!

— Документов у меня нет… А хозяйку я не видел… не знаю, куда она ушла…

На лесенке показался Тимашук.

— Никого нема! — крикнул он.

— Тогда слазь, сиди здесь и жди старуху. А как придет, хватай и волоки в мою хату. К вечеру будет подвода — свезем обоих в гестапу…

— Слухаю! Будет в аккурате! — Тимашук уселся на крыльцо, зажал коленями карабин и стал свертывать цигарку.

— Иди вперед! — Гармаш ткнул кулаком Юрася с такой силой, что тот едва устоял на ногах.

Они вышли на улицу и прошли уже несколько домов, когда им повстречался Кручина.

При виде арестованного Юрася, которого Гармаш продолжал подталкивать, старый почтальон хотел броситься к нему, но Юрась прижал к губам палец. Кручина растерялся, он ничего не мог понять: почему арестовали сына Тимофея Петровича, почему Юрась хочет, чтобы он молчал.

— За что хлопца схватили, пан Гармаш? — начал старик.

— Не твое дело, старая кочерыжка! — огрызнулся Гармаш. — Отойди в сторону, не отсвечивай!

— Я отойду, мне что! — забормотал Кручина, не отставая ни на шаг от полицая. — Не пойму только, за что пану Марченко такая обида… Он — целиком и полностью, и вот тебе, благодарность.

— Чего ты бормочешь, лысый мухомор? При чем тут пан Марченко?

— За что, интересуюсь, сынка его схватили? Хлопец тихий, послушный…

— Ты про кого? — Гармаш с ходу остановился. — Стой! — крикнул он Юрасю, который продолжал шагать по пыльной дороге. — Ты про кого, старый леший?