— Я хочу жить в лесу…

— Почему?

Юрась молчал.

— Приходи хоть ночевать под крышу… Теперь в лесу всякое может быть, особенно ночью…

— Я хочу жить в шалаше, — упрямо повторил мальчик. — Я пришел за сапогами.

— Зачем они тебе?

— Кажется, дождь будет… Хочу пойти в Зоричи.

Тимофей Петрович нахмурился.

— Не время сейчас для прогулок.

— Чего мне бояться? — сказал Юрась вызывающе. — Меня фашисты не тронут. А задержат, — скажу, чей я сын, меня и отпустят…

— Оставайся дома! — жестко сказал Тимофей Петрович. — Ничего ты не знаешь, кого немцы тронут, кого не тронут…

— Знаю. Меня не тронут, а Владика тронут. За то, что его отец дерется с фашистами!

Тимофей Петрович вздохнул, точно ему не хватало воздуха.

— Да, Владику будет плохо, если узнают, кто он… И тете Сане придется ответ держать… Потому и не ходи туда. Не надо привлекать внимание. Слышишь? И вообще я запрещаю тебе ходить в деревню!

Круто повернувшись, Тимофей Петрович вышел из дому и решительным шагом направился по тропинке, что вела в Зоричи. Юрась посмотрел ему вслед.

"Если бы мама знала! — мелькнула у него мысль. — Хорошо, что ее здесь нет!"

Он взглянул на тропинку, по которой только что прошел отец.

— Вот назло пойду! — сказал он вслух. — Пойду и все! Больше он меня не увидит!

Юрась сорвал со стены свою фотографию и скомкал ее. Потом открыл ящик комода. Он опасался, что отец уничтожил его красный шелковый галстук, но галстук лежал на том самом месте, куда Юрась положил его вечером Первого мая.

Он подошел к зеркалу, повязал галстук и долго стоял так. Потом спрятал галстук в карман, вышел из дому, запер дверь и, как всегда, положил ключ под ступеньку.