– Хорошо. Подождите меня здесь, я скоро.

Эмилия снова поднялась по лестнице и скрылась за углом. Я подошел к входной двери и стал рассматривать территорию на предмет людей. Никого не было, и это мне показалось хорошим знаком. Я не имел желания прогуливаться по территории с Эмилией в окружении других работников. Они сочли бы это за неуважение к тому месту, в котором мы находились, потому что подумали бы о явно не дружеской прогулке. Но в мое оправдание могу уточнить, что просьба о прогулке носила даже и не дружеский характер, а деловой. Однако объяснять это всем работникам мне не хотелось. В хосписе я был чужаком, который незаконно стал одним из них, поэтому их отношение ко мне было не совсем дружеским, а значит, и конструктивного диалога (которого за все проведенное время в хосписе так и не случилось) явно не вышло бы.

Эмилия спустилась через несколько минут в верхней одежде. На ней был своего рода плащ, но, судя по объему, с какой-то подкладкой. В руке она держала зонт-трость. Передав его мне, она первая вышла на улицу. Мокрый, противный, мелкий снег заставил меня открыть зонт и расположить его над головой Эмилии.

– Так вот… – начал я. – Я попросил своего помощника найти лучших врачей для вашего хосписа.

– Зачем? – удивилась моя спутница.

– Скажем, для консультации и обмена опытом.

– Вы с ума сошли, мистер Радецкий? Кто вас просил? – она нахмурились, изобразив недовольство.

Эмилия всегда смотрела на меня с ноткой презрения, но в этот раз ее взгляд был как никогда устрашающим.

– Успокойтесь, Эмилия. Что плохого в этом? Я хочу лишь помочь. Максимально помочь. В таких поступках я выражаю свою помощь. Это нормально.

– Вы не понимаете. Мы и так существуем по большей части на пожертвования. Что подумают люди, помогающие нам, когда узнают, на что идут их деньги? На обмен опытом. Это ужасно… Мистер Радецкий!

– Вы, возможно, меня не так поняли. Все расходы с меня. Я оплачиваю все. Их работу, оборудование и так далее. Считайте это подарком от меня вам, – я улыбнулся.

Эмилия замедлила шаг и стала пристально всматриваться в мои глаза. Во мне присутствовало ощущение, что она хотела рассмотреть в них какую-то деталь, которую я скрывал от нее. И была права.

– Зачем вам это?

– Если честно, то ради Виктора… и вас, – признался я.

Она резко остановилась. Ее глаза наливались еще большей злостью.

– Меня? Что за бред?

– Вы, возможно, снова меня не так поняли. Я лишь хотел сказать, что очень вдохновлен вашим поступком, вашими действиями. Вы бросили все ради детей, чьи судьбы уже предрешены. Это заслуживает уважения. Если бы не вы, я бы не решился на такой отважный шаг… – чем больше я говорил правды, тем легче мне становилось. Словно с моих плеч спадал один за другим тяжкий груз ответственности за мою скрытую правду.

– Это теперь мой мир, – выдохнула она. – Без мужа, а после и без ребенка в моей жизни все стало серым и мрачным.

Из покрасневших глаз Эмилии начали скатываться крупные горошины слез. Такой я ее не видел никогда. Сильная и боевая до этого женщина стала размокать от воспоминаний. Строгая, прямая осанка округлилась, руки стали ватными, свисая вдоль туловища. А лицо… лицо потеряло прежнюю форму, и даже макияж не помогал скрывать недостатки и возраст. Эмилия поникла.

– Эмилия, вы извините. Я не хотел…