За всю свою жизнь я был не раз брошен разными людьми. Те, кого я считал дорогими и, возможно, близкими людьми, попросту оказывались заложниками своих алчных душ. Я каждый раз давал себе новое обещание не заводить таких знакомств или стараться рубить их на корню, но вера в добрых и порядочных никогда не покидала меня. Поэтому я снова и снова наступал на одни и те же грабли. А как только на моем пути оказывались достойные люди, какая-то неведомая сила отбирала их у меня. Бернард, Наронг, Виктория —были для меня больше, чем просто знакомые. Но судьба сыграла со мной злую шутку, отделив и их от меня по разным причинам. Следующим в очереди (повторить это со мной) стоял Виктор, только он должен был сделать это в более жестокой форме.

Я попросил оставить нас наедине до вечера и не беспокоить. Он спал, но я все равно сел рядом и ждал его пробуждения.

– Ну как ты, дружище? – спросил я, когда Виктор открыл глаза.

– Нормально. А почему я не в своей комнате? Мне там нравилось больше, – он сердито свел брови.

– Так нужно. Пока тебе придется полежать здесь, но не очень долго. Скоро ты вернешься к себе.

– А ты будешь со мной?

– Да. И сегодня, и завтра буду с тобой. И послезавтра. Я буду с тобой до… – я замолчал, вовремя опомнившись, – буду все время рядом.

– Я рад. Я соскучился по тебе, – уточнил он, натягивая одеяло на глаза от явного смущения.

Я улыбнулся. Больше мне ничего не оставалось. Я пообещал мальчику постоянно находиться рядом и не мог не выполнить обещание. А значит, вне зависимости от того, хотел я или нет, но всю свою жизнь я положил в глубокий ящик под названием— «Второстепенное».

– А мы гулять больше не будем?

– С чего ты взял? – вопросом на вопрос ответил я.

– Мне так кажется. Мне нельзя много ходить. Так сказал высокий дядька, – он скорчил гримасу отчаяния, перемешивающегося с обидой.

– Сегодня, может быть, нельзя, а завтра будет можно. Не переживай, – я пытался успокоить Виктора.

Во мне не было уверенности в том, что мальчику действительно разрешат прогулки на территории, и поэтому я отчасти соврал ему. Но, как мне казалось, это была ложь во благо. Его состояние было плохим, но еще куда хуже был настрой парня, и я не мог позволить себе расстраивать его еще больше.

– Хорошо. Я тебе верю, – улыбнулся он.

Для меня эти слова стали ножом по сердцу. Виктор доверял мне, однако я не знал почему. Мы были знакомы всего несколько дней, и если моя привязанность к мальчику была оправдана сочувствием и жалостью, то с его стороны отношение ко мне было непонятно. До меня с ним куда больше и дольше времени проводили другие волонтеры и медсестры. Логично было предположить, что симпатией ему стоило проникнуться именно к ним, но не ко мне. В действительности же его маленькое сердечко утопало в море любви только в моем присутствии. В этом я убедился тем же вечером.

После того как прошла обязательная программа дня в виде обеда, полуденного сна и процедур, наступил вечер. Я все это время был рядом и помогал по мере необходимости персоналу не только с Виктором, но и с некоторыми другими детьми. Джозеф разрешил Виктору перебраться в спальню на одну ночь, а возможно, с улучшением здоровья (вернее, с временным отступлением неизбежности) остаться там насовсем. На его место в обитель Гиппократа сразу поселили другого ребенка – девочку лет пятнадцати с не менее ужасающей болезнью, судя по ее виду. Я не возражал. В конце концов, это была моя инициатива подарить оборудование хоспису, а значит, предназначалось оно для всех.

– Чем мы будем заниматься? – спросил Виктор, когда я помог ему расположиться на знакомой кровати.

– Чем хочешь?

– Не знаю.