Равновесие, усилие и напряжение
Опыт хождения по канату, конечно, выявляет парадигматическую схему, которая характеризует равновесие – «симметричное (или пропорциональное) расположение сил вокруг точки или оси» (Johnson, 1987, p. 85). Равновесие на иврите обозначается сочетанием shivuy mishka и буквально означает «выравнивания веса»; это неразрывно связано со схемой и ее статическим аспектом. В испанском языке слова «balance» и «balanceo» относятся к динамическому аспекту схемы, а именно к движениям назад и вперед, которые приводят в положение равновесия или отсутствия равновесия. В сущности, сохранение позы – способность, тесно связанная с равновесием, – подразумевает активацию целого ряда мышц[44]. Поэтому схема равновесия, как указывает Джонсон, является допонятийной (следовательно, довербальной), потому что (1) она восходит к раннему опыту ребенка, например стояния или падения, и (2) при ее использовании и полном освоении приходится иметь дело со «знанием как», а не «знанием что»[45].
Приобретение этих способностей, связанных с равновесием, на самом деле не связано с постижением и применением какой-либо системы правил; это скорее автоматический навык, не требующий усилий. Следовательно, любое сознательное вмешательство в действие может привести к сиюминутной потере равновесия, как, например, тогда, когда мы останавливаемся, чтобы поразмыслить обо всей последовательности движений, которые мы обычно автоматически выполняем при езде на велосипеде, во время вождения машины, при ходьбе или дыхании. Размышление о своих движениях задействует ненужные когнитивные усилия, поскольку автоматический аспект действия состоит именно в ликвидации когнитивного элемента и в экономии психической энергии. Осознание автоматического поведения в результате внешних ограничений или обучения приводит к появлению представления о себе в момент выполнения этих действий. Именно это явление мы наблюдали в случае с Н., о котором говорилось ранее. После того как она стала заострять свое внимание на дыхании, а затем на походке, возникли некоторые тревожные изменения в том, что раньше было автоматическим и спонтанным[46]. Она почувствовала беспокойство, потому что действие было нарушено. Как упоминалось выше, нарушение шаблона произошло внезапно, что привело ее к переходу из организованного состояния в дезорганизованное (ср.: Gallagher, 2005).
В случае Д. хождение по канату приводит к появлению внезапной деавтоматизации в работе механизма равновесия, после чего требуется приложить некоторые усилия, чтобы фактически не потерять равновесие. Последнее порождает множество метафор, базирующихся на схеме усилий. Д. выразила этот метафорический поворот, отметив дополнительные усилия, необходимые для поднятия провисшего каната. Кроме того, она связала усилие с напряжением, и это отразилось в расположении ее тела и характере ее движения. Метонимически это было не натяжение каната, как в начале, во время размещения в пространстве, а скорее напряжение индивидуума, идущего в направлении, проложенном канатом. Метафорически напряжение относится к напряжению, участвующему в других конфликтных ситуациях.
Еще один аспект этого базирующегося на усилиях метафорического расширения, используемого Д., касается способа восприятия нагруженных усилиями ситуаций как нестабильных, неудобных и нежелательных, то есть ситуаций, с которыми человек хочет как можно быстрее разделаться. Канат в данном случае – это путь, который нужно проходить, не раздумывая. Похоже, что человек никак не пытается сделать этот опыт более приемлемым (например, слушать музыку во время автомобильной поездки на работу в упомянутом выше примере), ибо в действительности ему неприятны не путь или его прохождение, а фактическая цель, конечный пункт назначения. Цель каната – соединение двух точек, считавшихся стабильными (фиксированными, корневыми). И все же можно было бы задаться вопросом: а что произойдет, если напряженность пути распространится также и на его конечные точки? Это упражнение показало Д., что работа (одна из двух предполагаемых фиксированных конечных точек, к которым привязан канат) не была отбалансированным, стабильным, заветным местом, где бы ей хотелось находиться. Это было место, наполненное напряжением и конфликтами, которых ей хотелось бы избежать. Это место явно не гарантировало безопасности или стабильности для Д. В одном из снов, связанных с прохождением по канату, она вспомнила, что конечная цель изображалась как бездонная пропасть. Возвращение домой – другой конец каната – было легче, по ее словам, но не полностью свободно от напряжения, потому что как только она оказывалась дома, она сталкивалась с целым рядом незавершенных задач и последующим непростым решением о том, что нужно сделать в первую очередь. Это явно относится к ее постоянным трудностям в принятии решений, что является характеристикой ее «психологического стиля». В то же время мотив опасности неразрывно связан с нестабильностью каната. Здесь важно проводить различие между двумя уровнями этого отношения. Первый, непосредственно зависящий от двигательной активности, связан с определенными трудностями в принятии необходимой постуральной корректировки: «Если мы не можем сохранить наше отношение к центру тяжести и наше отношение к поверхности земли, мы не в состоянии двигаться или быстро и эффективно реагировать и поэтому возникает опасность получить ущерб от внешних источников» (Kephart, 1971, p. 82).
На втором уровне есть страх перед опасным исходом хождения по канату, а не перед самим хождением. В случае Д. это означает конкретно упасть и получить травму или повредить себя. Наше детство изобилует падениями, которые являются частью нашего обучения. Они учат нас падать и вставать, выстраивать себя так, чтобы избежать новых падений. Узнать все это – значит приобрести новый навык, который преобразует возможные падения в будущем в менее опасные события – то же самое верно, конечно, и относительно обучения сохранению равновесия при хождении по канату или в играх в целом (Winnicott, 1974, p. 44, 48). Страх и неуверенность могут быть, таким образом, развеяны, по крайней мере отчасти. Что касается обучения урегулированию конфликтов, я считаю, что умение адекватно реагировать на изменения в напряжении воображаемого каната может производить рефрейминг способа решения дилеммы в целом. Это означает приобретение нового навыка, который позволяет решать метафорически идентичные ситуации более сбалансированно, а именно путем достижения цели при меньших затратах энергии.
Разыгрывание метафоры хождения по канату можно рассматривать как обеспечение Д. «корректирующим опытом», поскольку это продвинуло обучение. К концу опыта Д. была в состоянии оставаться на канате дольше, двигаться с большей плавностью и уверенно сохранять равновесие без слишком большого напряжения и усилий, мышечных или эмоциональных. Опасность падения стала менее угрожающей. Соответственно в этой ситуации больше не доминирует иррациональный, неизбирательный страх. Эти новые установки и взгляды, появившиеся благодаря разыгрыванию метафоры на физическом, эмоциональном и когнитивном уровне, достаточно утвердились и теперь могут применяться в рефрейминге последующих ситуаций.
Стиль и психотерапия
Работа с эмоциональными и поведенческими расстройствами, в частности с невротическими проявлениями, поднимает ключевой вопрос относительно детерминизма: является ли органический уровень по генетическим или иным причинам определяющим для наблюдаемого расстройства? И если это так, то есть ли место для психотерапевтического вмешательства, которое работает на этом уровне? Здесь мы сталкиваемся еще с одной битвой в продолжительной войне между природой и воспитанием, выступающих как два противоположных полюса неизбежной дихотомии: физико-химико-биологических причинно-следственных связей, с одной стороны, и культурно-психическо-исторических причинно-следственных связей – с другой. Но действительно ли мы должны принять дихотомические условия этой оппозиции? Или, может быть, мы можем признать органическую основу этих психических и поведенческих расстройств, не обязательно наделяя ее монополией на причинно-следственные связи. Кроме того, таким образом мы могли бы признать роль, которую играют другие факторы – социальные, образовательные и психотерапевтические – в лечении этих заболеваний. С теоретической точки зрения этот более умеренный вариант позволит нам учитывать характер и воздействие различных факторов, которые в теории, как у Шапиро, составляют «стиль» индивидуума.
По словам Шапиро (Shapiro, 1965, p. 178), мы рождены с «исходной организационной конфигурацией», которая состоит из врожденных психологических навыков, [которые] накладывают некоторые формы организации, как бы мало они ни были дифференцированы изначально, на внутренние импульсы и внешние стимулы, а также в целом на всю психологическую напряженность. Если сказать точнее… такое внутреннее снаряжение изначально накладывает некоторые формы организации на субъективный опыт внутреннего напряжения и внешних раздражителей.
В этом смысле младенец является не просто пассивным агентом в отношении биологических влечений и внешних стимулов, которые формируют его, скорее «можно утверждать, что он существует психологически и его психология создает автономный фактор, определяющий его поведение» (Shapiro, 1965, p. 179).
Другими словами, по мнению Шапиро, отличающемуся от позиции сторонников бихевиоризма, мы оснащены внутренним активным компонентом, который с самого начала формирует нашу психическую жизнь или «субъективный опыт» и его структуры, хотя и в элементарной форме. Именно в индивидуальных вариациях этих врожденных психологических навыков Шапиро определяет «начало психологического стиля» каждого человека. Он добавляет, однако, что эти элементарные и диффузные начала обогащаются, дифференцируются и определяются как по форме, так и по содержанию через взросление и взаимодействие с внешним миром, что в конечном итоге приводит к кристаллизации «очень дифференцированных стилей взрослого» (p. 180).
Изначально младенец плачет не потому, что хочет позвать мать, и не потому, что ожидает удовлетворения своих потребностей, и даже не потому, что ему что-то нужно, но, как нам кажется, лишь потому, что ощущает дискомфорт. Мать реагирует, и ребенок получает удовлетворение. В подобные мгновения первоначально диффузное напряжение преобразуется в более направленное напряжение, в ощущение потребности, которая в конечном итоге направляется исключительно на мать. Наряду с этой направленностью появляется предчувствие удовлетворения, возможно, ощущение ожидания и доверия, благодаря которым становится проще переносить отсрочку удовлетворения (Shapiro, 1965, p. 183).
Кроме того, «напряжение находит внешний объект, и постепенно младенец начинает не только предчувствовать или ожидать удовлетворения, но также ощущать напряжение более направленным образом и в конечном итоге учится призывать мать плачем» (Shapiro, 1965, p. 188–189).
Таким образом, там, где было диффузное напряжение, появляется конкретное напряжение и новый способ организации: напряжение преобразуется в намерение; одно заменяется другим.
Этот процесс не только приводит к более сложным и более насыщенным ментальным операциям, но и к более высокому уровню дифференциации стиля, следовательно, и к снижению, но не исчезновению влияния, приписываемого врожденному (внутреннему) компоненту в этой структуре. Следует осторожно относиться к позиции Шапиро, сформулированной относительно факторов природы/воспитания и их тонких отношений: «Чем конкретнее функция стиля, тем меньше врожденная ответственность за нее. Однако, с другой стороны, вполне вероятно, что исключительно общие тенденции стиля имеют большую врожденную детерминацию» (1965, p. 180).
Таким образом, психический стиль человека – это точка пересечения факторов рождения и взросления с влиянием широкого спектра элементов окружающей среды – физических, социальных и культурных, которые «составляют климат, в котором развиваются врожденные возможности» (Shapiro, 1965, p. 196).
Ясно, что, ссылаясь на невротические стили, Шапиро пытается подчеркнуть именно тот факт, что нельзя говорить только об инстинктивном происхождении психического стиля или о его развитии только под воздействием источников окружающей среды, поскольку оба эти фактора играют свою роль в кристаллизации стиля. Однако в свете взглядов Шапиро мы не должны игнорировать связь и пересечение между работами Пиаже, Брунера, Шильдера и Галлахера, которые подчеркивают взаимосвязь таких факторов, как инстинкт и взросление, природа и воспитание, намерения и напряжение, структуризация, организация и дезорганизация, уровни знаний и др., в процессе взросления и динамическом процессе формирования стиля. Возьмем, к примеру, типичный режим функционирования невротического стиля: это более интенсивное использование защитных механизмов, которые вытесняют из сознания определенные виды субъективного опыта с тем, чтобы устранить беспокойство, которое провоцирует этот опыт. Мы отмечаем, что в невротическом стиле исключается не просто источник тревоги, но и целая группа контекстов, аффектов, способов общения, межличностных отношений и др. Такая генерализация происходит, по-видимому, в основном через бессознательные ассоциативные умозаключения, несомненно, выводимые из взаимодействия с окружающей средой. Невротический стиль запускает весь спектр функционирования механизмов защиты при встрече с напряжением, таким образом он распространяется на все внутренние процессы, и это наглядно иллюстрирует двойную природу любого стиля. Последнее, как мы увидим, имеет важные последствия для психотерапии. Следующий пример предлагает более конкретную картину режима функционирования одного из невротических стилей.
В моей практике был эпизод, очень похожий на тот, который обсуждает Шапиро (Shapiro, 1965, p. 192), говоря об обсессивно-компульсивном стиле. В нем принимала участие Н., с которой мы познакомились ранее. У Н., очень серьезного ученого из семьи, в которой, как уже было отмечено, любовь не принято было выражать открыто, были трудности в установлении удовлетворительных отношений с мужчинами. Когда во время одной из наших сессий она говорила о возможности достижения успеха в новых отношениях, ее голос вдруг стал выше, она улыбнулась, и все ее тело, похоже, расцвело от предвкушаемых эмоций. Какое-то время она вела себя так и строила планы на будущее. Однако несколько минут спустя она понизила голос и мрачно сказала: «Ну, конечно, еще ничего не ясно, ясно только, что эти отношения не будут работать». Ситуация ожидания успеха, похоже, увеличила ее напряжение и беспокойство, что, в свою очередь, запустило ее оборонительную систему и заставило ее отойти к своей обычной управляемой позиции. В терминах движения тела это аналогично тому, чтобы позволить себе находиться в свободном потоке до того момента, когда внезапное расширение приведет к подавлению уверенности в себе, после чего поток станет связанным, переведя ситуацию обратно в более контролируемый режим, в котором уверенность в себе снова возвращается.
Стиль, реверсивность, мастерство