Иногда – ну, ладно, частенько – Сара Карнз думала, что было бы, если бы она осталась в то утро в отеле с Морин. Была бы Морин жива и по сей день? Она знала ответ. «Я бы никуда ее не пустила. И мы просто зависли бы в номере до среды».
Сара не прекратила работать после исчезновения Морин. Она попробовала работать по вызову в Коннектикуте, но быстро поняла, насколько лучше клиенты относились к ней в Нью-Йорке. Там она чувствовала себя принцессой. А в родном штате она была, по ее словам, «такой же гребаной уличной девкой, только подороже».
На
Так Сара проработала еще два года вплоть до своего первого ареста в 2009 году. В Норвиче у нее был приятель-полицейский, который участвовал в расследовании исчезновения Морин на самом раннем этапе. Он изредка помогал Саре дельными советами. Каждый раз, когда она звонила ему справиться о деле Морин, он подсказывал ей, где и когда не стоит работать. Правда, его знания распространялись только на Норвич и ближайшие окрестности. Так что когда Сара приехала на вызов в отель Radisson в Нью-Лондоне, ее взяли.
Обычно, чтобы выйти на свободу, нужно было заплатить 250 долларов. Но арестовавший ее коп учел, что она работает не на сутенера или банду, сжалился и отпустил под обязательство явиться в суд.
Возможно, все было бы более или менее нормально, не попадись Сара снова. На этот раз на сбыте наркотиков. Она утверждала, что ее сдала жена двоюродного брата, которая оказалась тайным осведомителем. Саре припомнили предыдущий арест, присовокупив к обвинению в занятии проституцией торговлю наркотиками и неявку в суд, и посадили в тюрьму на три месяца. После выхода на свободу она стала посещать наркологическую клинику, но, не закончив курс лечения, вернулась к проституции, несмотря на свою беременность. И когда в День святого Патрика полицейские поймали Сару на улице с косяком, это означало, что теперь на снисхождение суда она может не рассчитывать.
Вторая отсидка, на сей раз по статье средней тяжести, похоже, заставила Сару прийти в себя. Она решила покончить с этой работой. Новость о судьбе Морин дополнительно подкрепила это ее решение. «Теперь меня не переубедить. Сейчас у меня ни гроша за душой, и года два-три назад в таком положении я бы стопудово вернулась к прежнему. Потому что я не хочу быть нищебродкой. Но сейчас я точно знаю: лучше уж я буду нищебродкой и сохраню мою дочь, чем со мной станется то же, что с Морин».
Мы встретились с Сарой за ланчем в Стамфорде, где она живет в благотворительном приюте для семейных. Она принесла с собой свою годовалую дочурку Беллу. Она только вернулась от своего инспектора по надзору. Саре предстояло еще восемь ежемесячных визитов к нему до истечения условного срока. О том, что она осуждена по уголовной статье средней тяжести, Сара была обязана сообщать любому потенциальному работодателю, поэтому устроиться работать на законных основаниях у нее не получалось.
Накануне вечером Мисси прислала Саре ссылку на немецкий документальный фильм, в котором есть видео одного из скелетов, обнаруженных у шоссе Оушен-Паркуэй. Мисси была уверена, что это скелет Морин. Посмотрев фрагмент, Сара разволновалась, а потом зашла в фейсбук и разразилась гневной тирадой по этому поводу. «Если бы могла, уделала бы этого урода в духе Декстера»[36]. А потом она оставила пост на мемориальной странице Морин:
«Прости меня, девочка моя, что я тогда не осталась. Мне так больно, что на свободе разгуливает какой-то гребаный псих, который думает, что он бог, а на самом деле он дьявол… Я продолжаю молиться, чтоб все это закончилось, чтобы этот урод дорого заплатил за то, что сделал со всеми вами. Но я не думаю, что у нашего правосудия есть достаточно суровое наказание для этого гада».
Всякий раз, когда Сарой овладевала тоска, она старалась думать не о том, как Морин погибла, а о том, как она жила. Сара возвращалась к своему любимому воспоминанию: воскресный вечер в июле, у них новые прически, идеальный макияж, и все взгляды на Таймс-сквер прикованы к ним. Сара сказала, что уверена, что Морин вошла в ее жизнь, чтобы показать, как можно быть более самостоятельной. А иногда ей казалось, что лучшего времени в ее жизни уже не будет.
Обе руки Грега Уотермана украшены громадными татуировками, которые складываются в одну фразу – ПОПАЛ / В ПЕРЕПЛЕТ. Старший брат Меган семь лет работал на стройках у одного и того же подрядчика вплоть до 2008 года, когда из-за финансового кризиса тот был вынужден продать половину своих объектов. С тех пор Грег не может устроиться на работу. Его поиски осложняет то, что он лишился водительских прав и имеет несколько приводов в полицию из-за наркотиков. «Это реально портит мне все на свете, – сказал он мне за ужином в одном из ресторанов торгового центра Maine Mall. – Это же было целых пять лет назад. Без работы я просто не могу».
Как и остальные члены семьи, большую часть года Грег кошмарил Лоррейн, которая приняла на себя роль «неутешной мамаши». Особенно он на нее обозлился после ее поездок в Нью-Йорк для выступлений в СМИ. А узнав о безделушках, которые Лоррейн щедро раздаривала родственникам других жертв, по сути – чужим людям, вообще взбеленился: собственным внукам она уже давно ничего не покупала. Июльское траурное бдение усугубило ситуацию. Они с женой поехали вместе с Лоррейн на запуск воздушных шариков, но «ей было важнее произвести впечатление на родственников других жертв и на прессу». Ей, видите ли, срочно нужно туда, чтобы ее показали в новостях».
Но окончательно Грег рассвирепел, когда, вернувшись домой, увидел пост в фейсбуке, в котором Лоррейн назвала остальных женщин на бдении своей «новой семьей». Даже сейчас, рассказывая об этом, он практически орал, как будто Лоррейн сидела за нашим столиком в ресторане.
Не менее были задеты чувства и самой Лоррейн. Ее мать Мюриел и старшая сестра Лиз полностью выключили ее из жизни внучки – Лили. «При жизни Меган мы справляли все дни рождения Лилианы у меня, – рассказывала она мне пару недель спустя. – Когда Лилиане исполнилось четыре, Меган с нами не было, но празднование мы по-прежнему устроили в моем доме. А на ее пятый день рождения меня даже не позвали. Опеку над Лили оформила Лиз, и праздник они устраивала у нее дома».
Правда, и сама Лоррейн, кажется, снова отдалялась от остальных родственников и при этом жаловалась на свое положение изгоя. Как-то раз Лили сломала лодыжку, и Мюриел с Грегом безуспешно пытались дозвониться до Лоррейн. Несмотря на сообщения, оставленные ими в голосовой почте, она так и не перезвонила. Потом Лоррейн увидела упоминание об этом в одном из постов Лиз в фейсбуке и оставила комментарий: «Какой позор, что я вынуждена узнавать о переломе у своей внучки из социальных сетей».
«Знаете, что рвет мне сердце? – сказала Мюриел. – Лоррейн ведь отвернулась от этой малышки. Она если и звонит мне справиться о том, как Лили, так только после того, как я напишу ей какую-нибудь гадость в фейсбуке. В прошлый раз это было: «Не могу понять, почему ты отвернулась от малышки. Лили тебя очень любит и скучает». Я поняла, что просто обязана сказать это – после всех этих муси-пуси, «ах, как наша Лили подросла» да «ах, какая она у нас умница». А после целых три месяца к ребенку глаз не кажет. Я пишу это на моей страничке, потому что со своей она удаляет любые комментарии, которые ей не нравятся».
Однажды в конце лета, вскоре после участия в программе 48 Hours, Дэйв Шаллер прогуливался неподалеку от своего нового дома в Гринпойнте и услышал автомобильный гудок. Он обернулся и сразу вспомнил и эту машину, и парня за рулем. Это был один из клиентов Эмбер откуда-то из округа Нассау. Дэйв не знал, что тот делает в Бруклине и почему хочет поговорить с ним, но почему-то решил, что это ему ни к чему. Он быстро нырнул в метро, чтобы избавить себя от нежелательного для себя контакта.
Но на всякий случай он наведался в полицейский участок и рассказал об этом случае. Полицейские и прежде настоятельно не рекомендовали Дэйву распространяться о том, что он имеет отношение к делу Эмбер. Что ж теперь удивляться, если он в телевизионном эфире рассказал о своем близком знакомстве с убитой проституткой? «Может, это кто-то из тех, кого вы в свое время кинули. Не исключено, что это парень, которого ты пинками из дому выгнал», – сказал ему один детектив. И Дэйв не мог не согласиться с этим. «Если убийце приспичило забрать ее прямо возле моего дома, вполне возможно, что я его когда-то видел, – предположил он. – Так что иногда я думаю – а вдруг со мной просто еще не успели разобраться?»
В течение всей осени Дэйв мучился мыслями о том, что не уберег Эмбер. «Каждый раз, когда она принимала кого-то или ехала куда-то, я был при ней. Всегда. Кроме одного-единственного раза, когда она поехала одна и ее убили, – сказал он. Ему казалось, что теперь на нем клеймо «Чертов сутенер». – Потому что иначе зачем бы мне держать в своем доме двух шлюх?»